Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Шрифт:
Некоторые намеки по поводу гипотетического столкновения Сталина и Молотова сделал уже в начале 1937 г. журнал «Социалистический вестник». В известном «Письме старого большевика» говорилось, что подготовка к августовскому процессу велась в тайне от части Политбюро, в том числе от Молотова и Калинина, которые «уехали в отпуск, не зная, какой сюрприз им готовится» [681] . В подобном контексте Молотов выглядел противником террористической кампании против бывших оппозиционеров. Закрепил эту версию, «подтвердив» ее многочисленными «подробностями», А. Орлов. В своей книге он писал, что именно Сталин вычеркнул фамилию Молотова из показаний арестованных оппозиционеров о подготовке террористических актов. Орлов утверждал также, что по поручению Ягоды за Молотовым, уехавшим в отпуск на юг, было установлено постоянное наблюдение (чтобы предотвратить якобы возможное самоубийство). По слухам, писал Орлов, Молотов попал в немилость, пытаясь отговорить Сталина «устраивать позорное судилище над старыми большевиками» [682] .
681
Социалистический вестник. 1937. № 1–2. С. 24.
682
Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. Нью-Йорк, Иерусалим, Париж. 1983. С. 154–159. Основываясь на свидетельствах Орлова, Р. Коквест полагает возможными некоторые колебания Молотова по поводу планов уничтожения старых большевиков (Conquest R. The Great Terror. P. 90–91).
Однако и в этом случае версия Орлова не подтверждается никакими дополнительными свидетельствами и является, скорее всего, вымышленной. Прежде всего сомнительно, что Сталин использовал не включение в списки целей «террористов» как способ давления на своих соратников. Во всех списках присутствовал, например, Орджоникидзе, с ^оторым Сталин действительно (о чем будет сказано далее) находился в конфликте по поводу репрессий. Был в списках и Постышев, снятый в январе 1937 г. со своего поста на Украине. Но не было в них, например, Калинина, не представлявшего для Сталина никакой угрозы. Подобные логические аргументы можно продолжать. Однако самым важным доказательством отсутствия конфликта между Сталиным и Молотовым по поводу нового курса, возможно, являются свидетельства самого Молотова. В своих рассказах, которые в 1970-1980-е годы записывал Ф. Чуев, Молотов, не раз возвращаясь к годам террора и пытаясь оправдать себя, ни разу не упомянул о таком выгодном для него факте, как конфликт со Сталиным по поводу репрессий. Он откровенно рассказал о столкновении со Сталиным по поводу ареста жены, об опале, в которой оказался сам в последние месяцы правления Сталина. Рассказал о том, что в годы «большого террора» были арестованы его ближайшие помощники и у них, очевидно, требовали показания на Молотова [683] . Что же касается отношения к репрессиям, Молотов твердо заявлял: «Нет, я никогда не считал Берию главным ответственным (за репрессии. — О. X.), а считал всегда ответственным главным Сталина и нас, которые одобряли, которые были активными, а я все время был активным, стоял за принятие мер. Никогда не жалел и никогда не пожалею, что действовали очень круто»; «Я не отрицаю, что я поддерживал эту линию» [684] .
683
См.: Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1990. С. 414–415.
684
Там же. С. 338–339,416.
В общем приходится констатировать, что пока существует единственный, подтвержденный документами факт некоторого противостояния террористическому курсу Сталина в Политбюро. Это — настойчивые попытки Г. К. Орджоникидзе отвести репрессии от своего наркомата, спасти от арестов друзей и близких.
Сталин и Орджоникидзе
Орджоникидзе, один из самых известных вождей партии в 1930-е годы, возглавлял Наркомат тяжелой промышленности — крупнейшее советское ведомство, своеобразное министерство министерств, каждый главк которого руководил целой отраслью. Деятельность наркомата постоянно находилась в центре общественного внимания. Его объекты символизировали растущую мощь страны. Предприятия наркомата оснащались самой передовой техникой, значительная часть которой закупалась за границей. На это уходила львиная доля валютных ресурсов государства.
Управляя столь сложным хозяйством, Орджоникидзе — человек энергичный и работоспособный — в какой-то мере менялся. Между Орджоникидзе конца 1920-х годов, когда он возглавлял карательный по сути орган — ЦКК-РКИ, ни за что не отвечал и мог безнаказанно громить всех неугодных, и Орджоникидзе середины 1930-х годов, на котором лежала ответственность за нормальное функционирование наркомата, — дистанция огромного размера. И один из важнейших уроков, которые, судя по всему, усвоил Орджоникидзе за эти годы, заключался в том, что без определенной кадровой стабильности хозяйственные успехи невозможны. Крайне болезненно Орджоникидзе относился к малейшим попыткам «обидеть» его ведомство и его людей. На этой почве у Орджоникидзе неоднократно происходили столкновения с другими советскими руководителями, включая Сталина [685] . Несомненно, являясь последовательным и верным сторонником Сталина, Орджоникидзе в силу своего характера во многих ситуациях проявлял строптивость и плохо управлялся.
685
См. подробнее: Хлевнюк О. В. Сталин и Орджоникидзе. Конфликты в Политбюро в 30-е годы. М., 1992.
Серьезное недовольство Сталина вызывала дружба Орджоникидзе с В. В. Ломинадзе. На февральско-мартовском (1937 г.) пленуме, когда Орджоникидзе не было в живых, Сталин вспомнил о деле Ломинадзе и резко критиковал Орджоникидзе за примиренчество и либерализм. Сталин рассказал, что в конце 1920-х годов Орджоникидзе состоял с Ломинадзе в откровенной переписке, хорошо знал о его «антипартийных настроениях», но скрыл их от ЦК. По словам Сталина, Орджоникидзе тяжело реагировал на обвинения, предъявленные Ломинадзе в 1930 г., «потому что лично доверял человеку, а он его личное доверие обманул». Орджоникидзе, утверждал Сталин, узнав об участии Ломинадзе в «право-“левом” блоке», даже требовал его расстрела [686] .
686
Вопросы истории. 1995. М° 11–12. С. 16–17.
Однако в этом случае Сталин, воспользовавшись смертью Орджоникидзе, скорее всего, лгал. Ни один из документов по делу Ломинадзе не подтверждает информацию о том, что Орджоникидзе выступал за расстрел Ломинадзе. Более того, он продолжал оказывать Ломинадзе помощь. — Благодаря Орджоникидзе, Ломинадзе достаточно быстро упрочил свое положение, был награжден орденом Ленина и получил (в результате личного обращения Орджоникидзе в Политбюро [687] ) престижный пост секретаря Магнитогорского горкома партии.
687
РГАСПИ. Ф.17. Оп.163. Д.988. Л.167.
Сталин до поры до времени не вмешивался в судьбу Ломинадзе. Однако после убийства Кирова, когда начались репрессии против бывших оппозиционеров, Сталин вспомнил и о нем. В НКВД сфабриковали против Ломинадзе дело. Не дожидаясь ареста, в январе 1935 г. он покончил самоубийством. Заместитель Ломинадзе тотчас продиктовал по телефону в Москву предсмертное письмо: «Просьба передать тов. Орджоникидзе. Я решил давно уже избрать этот конец на тот случай, если мне не поверят […] Мне пришлось бы доказывать вздорность и всю несерьезность этих наговоров, оправдываться и убеждать, и при всем том мне могли бы не поверить. Перенести все это я не в состоянии […] Несмотря на все свои ошибки, я всю свою сознательную жизнь отдал делу коммунизма, делу нашей партии. Ясно только, что не дожил до решительной схватки на международной арене. А она недалека. Умираю с полной верой в победу нашего дела. Передай Серго Орджоникидзе содержание этого письма. Прошу помочь семье» [688] . Орджоникидзе выполнил эту просьбу. Пока он был жив, жене Ломинадзе выплачивали за мужа пенсию; приличное денежное пособие по постановлению Совнаркома [689] получал сын Ломинадзе, названный в честь Орджоникидзе Серго. Это был невиданный случай — щедрая государственная поддержка семье человека, объявленного врагом! Не исключено, кстати, что по этому поводу у Орджоникидзе и Сталина состоялись какие-то объяснения. Во всяком случае, сразу же после смерти Орджоникидзе жену Ломинадзе лишили пенсии, а вскоре арестовали.
688
Хлевнюк О.В. Сталин и Орджоникидзе. С.54.
689
ГА РФ. Ф. Р-5446. On. 1. Д. 101. Л. 170.
Ломинадзе входил в группу бывших закавказских руководителей, которых Орджоникидзе считал «своими» и которым оказывал постоянное покровительство. В начале 1930-х годов Сталин убрал выдвиженцев и приятелей Орджоникидзе с руководящих постов в Закавказье (эта акция, сопровождавшаяся многочисленными конфликтами, также не улучшила отношения между Сталиным и Орджоникидзе [690] ). Однако Орджоникидзе продолжал покровительствовать опальным закавказцам. В сентябре 1937 г., уже после смерти Орджоникидзе, один из членов его кружка, бывший первый секретарь Заккрайкома М. Д. Орахелашивили, арестованный НКВД, подписал такие показания: «Прежде всего, будучи очень тесно связан с Серго Орджоникидзе, я был свидетелем его покровительственного и примиренческого отношения к носителям антипартийных контрреволюционных настроений. Это главным образом относится к Бесо Ломинадзе. На квартире у Серго Орджоникидзе Бесо Ломинадзе в моем присутствии после ряда контрреволюционных выпадов по адресу партийного руководства допустил в отношении Сталина исключительно оскорбительный и хулиганский выпад. К моему удивлению, в ответ на эту контрреволюционную наглость Ломинадзе Орджоникидзе с улыбкой, обращаясь ко мне, сказал: «Посмотри ты на него!» — продолжая после этого в мирных тонах беседу с Ломинадзе […] Вообще я должен сказать, что приемная в квартире Серго Орджоникидзе, а по выходным дням его дача (в Волынском, а затем в Сосновке) являлись зачастую местом сборищ участников нашей контрреволюционной организации, которые в ожидании Серго Орджоникидзе вели самые откровенные контрреволюционные разговоры, которые ни в какой мере не прекращались даже при появлении самого Орджоникидзе» [691] .
690
См. подробнее: Хлевнюк О.В. Л.П.Берия: пределы исторической "реабилитации" // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996. С. 139–154.
691
Берия. Конец карьеры / Под ред. В. Ф. Некрасова. М., 1991. С. 378.
Даже если учесть, как выбивались показания в НКВД, с большой долей вероятности можно предположить, что в протоколе, подписанном Орахелашвили, не все было неправдой. Опальные советские руководители, естественно не жаловали Сталина. Резок и несдержан, чему есть множество примеров, был и сам Орджоникидзе. Пока мы не располагаем донесениями НКВД Сталину по поводу настроений его соратников. Но велика вероятность того, что сигналы о встречах и разговорах закавказцев, собиравшихся у Орджоникидзе, докладывались Сталину. Во всяком случае, как свидетельствуют многочисленные факты, Сталин с крайней неприязнью относился к окружению Орджоникидзе. Эти люди оказались в числе первых жертв кадровых чисток.
Положение закавказской клиентуры Орджоникидзе и работников Наркомата тяжелой промышленности, которым руководил Орджоникидзе, резко ухудшилось в связи с проведением в Москве в августе 1936 г. открытого процесса по делу так называемого «троцкистско-зиновьевского центра». Последовавшая за процессом кадровая чистка затронула прежде всего экономические наркоматы, поскольку бывших оппозиционеров не пускали в политику, а посылали на хозяйственную работу. Под ударом оказалось большое количество сотрудников Орджоникидзе в НКТП. Атаки против хозяйственников приняли такой масштаб, что Сталин дал согласие послать 31 августа 1936 г. секретарям областных, краевых и республиканских партийных комитетов директиву, запрещавшую без согласия центра снимать руководящих работников, особенно директоров предприятий, назначенных решениями ЦК ВКП(б). Все компрометирующие материалы на эту категорию руководителей предписывалось пересылать на рассмотрение в Москву [692] . Точные обстоятельства появления этой директивы пока неизвестны. 29 августа 1936 г. Каганович и Ежов послали ее текст телеграммой на согласование Сталину в Сочи с припиской: «В соответствии с Вашими указаниями составили следующий текст директивы» [693] . Поскольку директива касалась прежде всего ведомства Орджоникидзе, можно с большой долей уверенности предположить, что он также приложил руку к ее появлению.
692
АП РФ. Ф. 3. Оп. 22. Д. 150. Л. 129.
693
Сталин и Каганович. Переписка. С. 653–654.