Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Шрифт:
В предшествующие годы важнейшим стимулом повышения производительности труда заключенных была практика условно-досрочного освобождения — снижения первоначально определенного срока тем осужденным (как правило, не политическим), кто добросовестно, с точки зрения начальства, трудился в лагере. Им засчитывали один рабочий день за два или даже более дней срока. В письме Молотову Берия предлагал отказаться от этой системы, т. к. она порождала «исключительно большую текучесть лагерного контингента». Основным стимулом для повышения производительности труда, считал Берия, должны быть улучшение питания и снабжения, денежное премирование и облегчение лагерного режима передовиков. Однако не слишком полагаясь на материальные стимулы, Берия предлагал ужесточить репрессивные меры: «По отношению к прогульщикам, отказчикам от работы и дезорганизаторам производства применять суровые меры принуждения — усиленный лагерный режим, карцер, худшие материально-бытовые условия и другие меры дисциплинарного воздействия. К наиболее злостным дезорганизаторам лагерной жизни и производства применять более суровые, судебные меры наказания, в отдельных случаях до высшей меры наказания включительно. Обо всех случаях применения этих мер воздействия широко оповещать лагерников» [971] .
971
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 23 а. Д. 121. Л. 6–9.
Две недели спустя, 24 апреля 1939 г., Берия отправил в правительство еще одну записку. На этот раз он утверждал, что для выполнения программы 1939 г. НКВД необходимо свыше 1550 тыс. лагерных рабочих, хотя фактически на 1 апреля в лагерях, исключая инвалидов, имелось 1264 тыс. человек, из них до 150 тыс. «слабосильных и неполноценных рабочих». Особенно острой, сообщалось в записке, ощущалась эта проблема на Дальнем Востоке, где при потребности в 680–700 тыс. заключенных фактически было 500 тыс. Чтобы снять возникшую напряженность, Берия предлагал не расширять в 1939 г. строительные работы, порученные НКВД, и прекратить выдачу нарядов на выделение рабочей силы для других ведомств, а также перебросить в мае-июле на Дальний Восток и в Дальстрой 120 тыс. заключенных, сняв для этого 60 тыс. человек с контрагентских работ, где НКВД являлся только поставщиком рабочей силы, и переведя в лагеря из колоний 70 тыс. осужденных на срок до двух лет [972] .
972
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 23 а. Д. 76. Л. 7–9.
Как и в других случаях, прежде чем принять столь кардинальные решения руководство СНК отправило записки Берии на согласование в различные ведомства. Ряд вопросов, поставленных в записках (например, об увеличении норм продовольственного снабжения заключенных и финансирования ГУЛАГ), не встретил принципиальных возражений [973] . Однако вокруг проблемы условно-досрочного освобождения и применения высшей меры наказания к заключенным разгорелись споры. Фактически против этих предложений выступили прокурор СССР Вышинский и нарком юстиции СССР Рычков. В записках, отправленных в Совнарком, они доказывали, что система условно-досрочного освобождения должна быть сохранена (хотя и «упорядочена») не только потому, что она предусмотрена законом, но и в силу ее позитивного воздействия на укрепление дисциплины и увеличение производительности труда. Что касается применения высшей меры наказания в отношении «злостных дезорганизаторов лагерной жизни и производства», то Вышинский и Рычков настаивали на соблюдении существующих законов. В предложении Берии они не без оснований усматривали попытку узаконить чрезвычайное, по усмотрению руководства НКВД, применение расстрелов. Высшая мера не может применяться, писали Вышинский и Рычков, если подсудимый не совершил преступления, за которое уголовный кодекс предусматривает расстрел [974] .
973
Там же. Д.70. Л.29–30.
974
Там же. Д.121. Л.2–5.
Точка зрения руководителей прокуратуры и наркомата юстиции первоначально получила поддержку в правительстве. 7 июня 1939 г. совещание заместителей председателя СНК СССР под председательством Молотова (Берия также присутствовал на нем) постановило вопрос о досрочном освобождении и применении расстрелов с обсуждения снять [975] .
Пока точно неизвестно, какие шаги предпринял Берия после этого. Скорее всего, он обратился лично к Сталину и заручился его поддержкой. Сделать это было тем проще, что сам Сталин еще за год до того высказывал аналогичные мысли, правда, по частному поводу. 25 августа 1938 г. на заседании Президиума Верховного Совета СССР при рассмотрении вопроса о досрочном освобождении заключенных, отличившихся на строительстве одного из объектов, Сталин заявил: «Правильно ли вы предложили представить список на освобождение зтих заключенных? Они уходят с работы. Нельзя ли придумать какую-нибудь другую форму оценки их работы — награды и т. д.? Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства это плохо […] Будут освобождаться лучшие люди, а оставаться худшие. Нельзя ли дело повернуть по-другому, чтобы люди эти оставались на работе — награды давать, ордена, может быть? А то мы их освободим, вернутся они к себе, снюхаются опять с уголовниками и пойдут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться […] Давайте сегодня не утверждать этого проекта, а поручим Наркомвнуделу придумать другие средства, которые заставили бы людей остаться на месте […]» [976] .
975
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 23 а. Д. 121. Л. 1.
976
ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960 / Сост. А. И. Кокурин,
Н. В. Петров. М., 2000. С. 113.
Учитывая такие настроения Сталина, не приходится удивляться, что через несколько дней после отказа Совнаркома решать вопросы, инициированные Берией, Политбюро полностью поддержало руководство НКВД. Принятое 10 июня 1939 г. постановление Политбюро «О лагерях НКВД» слово в слово повторяло предложения об отмене системы условно-досрочного освобождения и наказании «дезорганизаторов производства и лагерной жизни» (вплоть до расстрела), сформулированные в записке Берии от 9 апреля. Совнаркому было поручено также пересмотреть нормы снабжения лагерей продовольствием и одеждой [977] . 4 июля 1939 г. Экономсовет при СНК СССР утвердил новые нормы питания и вещевого довольствия для заключенных в лагерях и колониях. Эти новые нормы с незначительными изменениями также удовлетворяли требования, выдвинутые руководством НКВД [978] .
977
Лубянка. Сталин и НКВД НКГБ-ГУКР «Смерш». 1939— март 1946 / Сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2006. С. 101–102.
978
ГА РФ. Ф. Р-5446. On. 23а. Д. 70. Л. 31–41, 64–65. Приказ НКВД о введении новых норм питания и вещевого довольствия для заключенных от 14 августа 1939 г. см.: ГУЛАГ: Главное управление лагерей. 1918–1960. С. 476–489.
Тогда же, после нескольких месяцев проволочек, были узаконены предложения Берии, изложенные в записке от 24 апреля 1939 г. 17 июня 1939 г. СНК СССР принял постановление об обеспечении рабочей силой работ, проводимых НКВД СССР в 1939 г. НКВД было разрешено прекратить выделение заключенных для других наркоматов и ведомств, а в июне — июле 1939 г. перебросить на Дальний Восток 120 тыс. заключенных. С 1 января 1940 г. НКВД должен был забрать всех заключенных, выделенных ранее другим наркоматам и ведомствам [979] .
979
ГА РФ. Ф. Р-5446. On. 1. Д. 503. Л. 4–6.
Уступки, сделанные НКВД, в значительной мере были связаны с отклонением одного из главных пунктов программы Берии — стабилизации хозяйственных планов наркомата. План капитальных работ НКВД в течение 1939 г. был увеличен более, чем на миллиард руб., т. е. на треть по сравнению с первоначально утвержденным планом на 1939 г. [980] Этот рост был следствием как расширения работ на старых объектах НКВД, так и развертывания нового строительства. Значительно были увеличены капиталовложения по Дальстрою, строительству Норильского металлургического комбината. Объем работ, выполняемых НКВД по железнодорожному строительству был столь велик, что 2 января 1940 г. Политбюро утвердило решение об организации в составе НКВД Главного управления железнодорожного строительства [981] .
980
Там же. Оп. 24 а. Д. 18. Л. 73.
981
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1018. Л. 20.
Наращивание капитальных работ, выполняемых НКВД при относительной стабильности «лагерных контингентов», существенно осложняло судьбу нового руководства наркомата. Тем более что выбитые с таким трудом в правительстве обещания о выделении ресурсов и снятии заключенных с объектов других ведомств выполнялись, как это обычно бывало, лишь частично. Новые нормы питания заключенных, утвержденные правительством, начали действовать с IV квартала 1939 г., но и они не обеспечивались необходимыми фондами. Общая потребность лагерей в продовольствии была значительно выше, чем выделенные ресурсы. При этом до заключенных доходила лишь часть продовольствия — многое застревало в пути, портилось, расхищалось. «Наибольший удельный вес смертности по роду заболеваний падет на болезни, связанные с количественным и качественным недостаточным питанием», — говорилось в отчете санитарного отдела ГУЛАГ за 1939 год [982] . Аналогичное положение было с вещевым снабжением. Несмотря на то что большая часть лагерей располагалась в крайне неблагоприятных климатических условиях, значительный процент заключенных не имел необходимой, прежде всего зимней одежды [983] .
982
ГА РФ. Ф.Р-9414. On. 1. Д. 2989. Л. 92.
983
ГА РФ. Ф.Р-9414. On. 1. Д. 2989. Л. 101–104.
В целом, крайне тяжелые условия содержания заключенных лишь немного улучшились по сравнению с предыдущим периодом за счет прекращения массовых расстрелов в лагерях и некоторой стабилизации численности заключенных. Однако смертность и заболевания в лагерях оставались высокими. Несмотря на истощенность заключенных, усиливалась их эксплуатация, что, в свою очередь, окончательно превращало людей в инвалидов или заканчивалось смертельным исходом. В приказании по ГУЛАГ от 16 сентября 1939 г. осуждались попытки «некоторых лагерей» «механически» решить задачу выполнения производственных заданий, «заставляя заключенных работать по 14–16 часов, до выполнения последними заданных норм выработки и кроме того, организуя работу в выходные дни». Такая практика, говорилось в приказании, «приводит к истощению лагерников, к росту заболеваемости и в конечном счете к невыполнению плановых норм» [984] . В приказании ГУЛАГ от 5 ноября 1939 г. запрещалось включать в разряд отказчиков «разутых, раздетых, слабосильных, инвалидов и больных заключенных, если они не симулянты» [985] . Однако такие призывы, как правило, лишь фиксировали факты, но не имели реальных последствий. Как докладывал 14 сентября 1939 г. в правительство заместитель наркома внутренних дел СССР Чернышев, в лагерях и колониях насчитывалось до 50 тыс. инвалидов и до 150 тыс. так называемых «ограниченно годных», т. е. заключенных, находящихся в крайней стадии истощения или серьезно больных [986] .
984
Там же. Д. 24. Л. 195.
985
Там же. Д.25. Л.78–82.
986
Там же. Ф. Р-5446. Оп. 23 а. Д. 70. Л. 77.
Не оправдались надежды на увеличение численности заклю-ченных-рабочих за счет снятия их с объектов других наркоматов. Постановление СНК от 17 июня 1939 г. затрагивало интересы могущественных экономических ведомств, которые привыкли широко пользоваться заключенными в качестве рабочей силы и не могли быстро заменить их вольнонаемными рабочими. В правительство посыпались жалобы и ходатайства о сохранении заключенных на различных объектах. Во многих случаях эти просьбы находили поддержку у руководителей Совнаркома. 14 июля в письме на имя Молотова Берия утверждал, что решение СНК «о снятии лагерной рабочей силы со строек других наркоматов выполняется весьма медленно. Все наркоматы возбуждают перед СНК СССР вопрос об отмене по отношению их решения СНК СССР. Отдельными решениями Экономсовета […] снят наряд с Наркомата цветной металлургии, отсрочен наряд с лесоразработок и сплава. В результате продвижение рабочей силы на Дальний Восток проходит очень медленно» [987] . Эта тенденция, отмеченная Берией уже на начальном этапе реализации постановления от 17 июня, не изменилась и в дальнейшем. В результате предусмотренное на 1 января 1940 г. снятие всех заключенных с объектов других ведомств не было осуществлено. ГУЛАГ и в последующие годы поставлял заключенных на стройки различных наркоматов.
987
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 23 а. Д. 76. Л. 36.