Хозяйка города Роз
Шрифт:
На спинке стула, что стоит возле небольшого столика, аккуратно висят мои брюки и две рубашки. Видимо, Марек не стал свою надевать. Я тоже решаю этого не делать. Будет тесно, жарко и неудобно. Мы же не на официальном приёме, и я вряд ли смущу Элю обнажённым торсом. Когда они с Евой находились у нас, я тоже не всегда был полностью одетым. Конечно, за последние годы я несколько изменился в габаритах, но точно не в худшую сторону. И татуировка на всё плечо добавилась. В Китае сделал. Мастер сам подбирал рисунок. Сказал, что подходит моей энергетике. Мне эскиз понравился и более детально зацикливаться на её обозначениях
Но брюки, понятно, натянуть приходится.
Дверь в гостиную закрыта. Видимо, Комаров ещё тоже сладко спит. А в кухню прикрыта не полностью. Когда подхожу ближе, слышу негромкие и спокойные голоса Эли и Марка. Появляется соблазн постоять и послушать о чём они говорят. Но я этого не делаю. До подобного ещё не опустился. Друг сидит у холодильника, удобно вытянув ноги. На нём, как я и предполагал, только брюки. Влажные волосы аккуратно зачёсаны. Видимо, тоже совсем недавно встал и принял душ.
Элина стоит ко мне спиной, напротив полностью распахнутого окна. Оно выходит на участок, который, конечно же, засажен разными сортами роз. Солнце светит прямо в окно и в кухне очень жарко. Это ещё и потому, что работает газовая духовка. Застелив пергаментом широкий противень, девушка раскатывает и выкладывает на него творожные сырники. Мама часто их готовила. Затем Ева. Тоже запекала в духовке, чтобы накормить меня и Марека. А также себя и маму. Готовились они дольше, чем на сковороде, зато не пригорали, получались более пышными и вмещалось их значительно больше, чем в сковороду. Я уже и не помню, когда их ел в последний раз. Завтракал в кафе редко, а с доставкой заказывал в основном обед или ужин.
На девушке короткие, но не облегающие домашние шорты и свободная светлая майка. Босиком. Одной ногой стоит на ламинате, второй, согнув в колене, опирается о седушку стула. Длинные волосы собраны в простой хвост.
— Привет, — замечая меня, здоровается Марек. У него хорошее настроение. Значит, Элина на меня не жаловалась. Уверен, если бы друг знал о моём ночном красноречии по отношению к его…. Называть Элю любовницей мне не хочется. Не сочетается с ней это слово. К нашей общей подруге, так будет правильнее, то не улыбался бы мне, а разбудил ударом собственного кулака об мою челюсть.
— Привет, — здороваюсь я и, подавив дурацкий порыв прижаться к её спине сзади, добавляю. — Привет, Эля.
— Привет, Тур, — называет так, как привыкли звать все из нашей пятёрки. Иногда у нас в доме она тоже так ко мне обращалась. А в тот, наш месяц, никогда. Всегда звала Артуром. Ей так больше нравилось. На секунду оборачивается ко мне. Наверное, чтобы не вызвать подозрения у Марека. Её лицо оказывается слишком близко от меня. Она не накрашена, но я замечаю очень плотный слой дорогой тональной основы, особенно, под глазами. Из-за качественной косметики, лицо выглядит свежим и сияющим. Но я слишком близко нахожусь, чтобы заметить это искусственное сияние. Она вообще сегодня ночью спала? Хочу увидеть её глаза. И здесь меня ожидает очередной сюрприз. Они у неё такие же сияющие и зелёные! Подобное я уже видел не раз. Многие нимфы из высшего общества привлекают своими яркими глазами, потому что носят цветные линзы. Но зачем это ей? Да ещё дома? Судя по спокойному выражению лица Добровольского, их она носит постоянно. Может, у неё проблемы со зрением?
— Пойдём, — Марек поднимается со стула. — Дам тебе полотенце и зубную щётку. Пока в душ сходишь, как раз завтрак будет готов. Может, к этому времени Костя очухается. Пусть выберет себе нескольких парней из охраны. Затем нужно связаться с фирмой, чтобы окно заменили.
Я киваю, со всем соглашаясь, но в душе продолжаю думать о глазах Элины. Свой природный цвет у них зелёно-карий. Даже зелёный ещё нужно постараться увидеть. На кладбище она точно была без линз. А в пиццерии… Освещение там было тусклым. У меня очень яркие зелёные глаза. А в её линзах цвет приглушённее, чтобы не оставался в памяти собеседника… Да. В пиццерии она тоже была в линзах. Шла, как сама призналась, с городского мероприятия.
Ладно, это вопрос не первостепенной важности. Как — нибудь узнаю. После душа чувствую себя значительно лучше. Осталось самое трудное — найти подходящий момент и извиниться перед Элиной. Не привык заниматься подобным делом. Да и не приходилось раньше, если честно.
Глава 28. Зелёные глаза
Когда возвращаюсь на кухню, стол уже прибран, а по центру дымится большое блюдо с ароматными сырниками и стоят кружки с кофе. Второй противень ещё готовится в духовке.
— Садись завтракать, — приглашает Эля. Ведёт себя, как обычно. Лишь улыбка натянутая. Но можно списать на бессонную ночь. Расставляет передо мной и Мареком чистые тарелки. Добровольский достаёт из холодильника сметану, джем и повидло.
— А ты? — спрашиваю у неё.
Она молчит, но, едва Марек вновь поворачивается к нам спиной, что-то ещё доставая из холодильника, тихо шепчет:
— Уверен, что сможешь сидеть с прелюбодейкой за одним столом?
Всё время думает о моих словах. Но своим вопросом лишь вызывает ответную агрессию. Резко хватаю её за запястье, которое сжимал ночью. Она приглушённо ойкает, а я только теперь замечаю, что оно аккуратно забинтовано широким бинтом.
— Дай, я всё же посмотрю, — настаивает Марек, глядя на её руку. Услышал её вскрик. Что я её сжимал он не видел, но теперь мы смотрим на неё вдвоём.
— Обожглась, когда духовку включала, — уже для меня повторяет Элина и переводит взгляд на Марека. — Не нужно. Там не сильно. Я приложила салфетку с мазью. Теперь забыла и задела об стол. Нечего мне сто раз руку дёргать.
Но я вижу, что ей больно. Ещё раз внимательно присматриваюсь к запястью. Мне кажется, или оно отекло. Чёрт! Я же не сломал ей руку?! А она мучается от боли и терпит? И сколько собирается терпеть? Пока Марек будет находиться рядом?
— Доброе утро, — в кухню просовывается изрядно помятое комаровское тело. Так как Элина всё ещё стоит возле стола, муж падает на колени, утыкаясь лицом в её бёдра. — Прости, пожалуйста. Элька, я больше не буду!
И хватается руками за её многострадальное запястье.
— Костя, мне больно! — не выдерживает она.
— Я понимаю, что больно. Эля, не знаю, что на меня нашло… Пожалуйста, не злись…
— Костя, отпусти руку, я её обожгла, — повторяет девушка.
Тот поспешно отпускает, но с колен не встаёт.