Хозяйка Империи

Вурц Дженни

Мару била дрожь, но она сумела справиться с собой.

– Итак, обстоятельства вынуждают нас идти на крайние меры.
– Она потянулась вперед, откинула занавеску паланкина и позвала: - Люджан!

Военачальник Акомы отсалютовал ей; с плюмажа разлетелись водяные капли.

– К твоим услугам, госпожа!

– Отошли носильщиков на такое расстояние, чтобы они не слышали нашего разговора, - скомандовала Мара, - и прикажи им отдыхать. Когда они будут достаточно далеко, поставь гвардейцев в кольцо обороны вокруг паланкина. Затем мне понадобятся - помимо гонца Аракаси - чо-джайн, который его привез, Сарик,

Инкомо и ты сам. Мы должны безотлагательно собрать совет и принять точные решения.

Невзирая на темноту и дождь, приказы были переданы быстро и без суеты. Немногие минуты, которые Мара провела в ожидании, она изнемогала под бременем страха и тоски. Тем временем предусмотрительный Кейок отогнул и закрепил ремешками занавески с обеих сторон, чтобы советники, вызванные госпожой, могли разместиться вокруг паланкина. Свет фонаря, падающий на подушки, высветил круг знакомых лиц. За этим кругом простирался сплошной мрак.

Мара вглядывалась в своих сподвижников. Вот Кейок, которого она знала с детства; вот Сарик, совсем молодым назначенный на должность первого советника, а рядом - Инкомо, избавленный Марой от неминуемой судьбы пленника - смерти или рабства. Каждый из них не раз творил сущие чудеса храбрости и преданности, но сейчас настал срок потребовать большего: по сути, речь шла о том, чтобы некоторые из них - а может быть, и все - пожертвовали жизнью. Нельзя было принимать в расчет страх, обиды, сожаления; единственное, что сейчас имело значение, - это целесообразность. Поэтому она без обиняков огласила свою волю, понимая, что эти распоряжения могут оказаться последними в ее жизни. Голос властительницы звучал ровно и бесстрастно, хотя это стоило ей немалых усилий.

Прежде всего Мара обратилась к чо-джайну, который - насколько она могла судить по виду - был пожилым работником.

– Начну с самого важного: я бесконечно признательна твоей королеве за то, что она предоставила мне возможность воспользоваться твоими услугами.

Чо-джайн склонил голову:

– Мои услуги были оплачены, госпожа Мара.

– Благодарность лишь дополнение к обычной денежной оплате. Прошу тебя сообщить ей это сейчас, если у тебя есть такая возможность.
– Властительница замолчала, и послышалось тоненькое жужжание - это чо-джайн передавал послание в свой улей. Когда звук прекратился, она заговорила снова: - Скажи, почтенный работник, не нарушаю ли я каких-либо правил, задавая тебе вопросы? И могу ли попросить еще об одной услуге, но так, чтобы ты не пострадал из-за того, что не сможешь отдохнуть с дороги?

Чо-джайн снова склонил голову:

– Ночной воздух сегодня мягок, госпожа Мара. Мне не нужен отдых, если не похолодает. Скажи, что тебе нужно.

Мара испытала едва заметное облегчение: на пути стало одним маленьким препятствием меньше.

– Мне нужно, чтобы военачальник Люджан как можно скорее был доставлен на юг и присоединился там к моей армии вблизи города Сулан-Ку. От этого зависит, сохранится ли мой род.

– Я в твоем распоряжении, - произнес чо-джайн.
– Охотно отвезу твоего офицера.

– Если мне суждено выжить, твоя королева будет вправе потребовать от меня вознаграждения, - сказала Мара с искренней признательностью.
– И еще я хотела бы попросить, чтобы ты дал моему советнику Сарику точные указания, как добраться отсюда

до ближайшего входа в улей.
– Когда чо-джайн согласно кивнул, она добавила: - Сарик, пойди вместе с ним. Выясни, где улей, отбери десять солдат из моей охраны, самых быстроногих, и еще добудь мне облегченные доспехи, чтобы я могла в темноте сойти за воина.

Сарик быстро поклонился и покинул круг. "Одним меньше", - подумала Мара; она с трудом проглотила комок в горле.

– Люджан!

Военачальник шагнул вперед. Его волосы влажными прядями прилипли к вискам; рука покоилась на эфесе меча.

Верный своему обыкновению сглаживать остроту трудных минут дерзкими или двусмысленными шутками, бравый офицер с комической гримасой уличного приставалы заверил "клиентку":

– Госпожа, услада взора, ты только открой свое желание, а уж мы не оплошаем.

Мара подавила смешок, больше похожий на рыдание.

– Я требую невозможного, солдат.
– Она заставила себя улыбнуться.
– Хотя, боги свидетели, ты уже совершил такое в круге поединка в Чаккахе.
– Продолжать было трудно, но Мара овладела собой: - Военачальник, я приказываю, чтобы ты принял командование над южной армией. Если войско Анасати попытается перестроиться и двинуться на север, восток или запад - ты бросишь в бой весь наш гарнизон, но не дашь уйти отрядам властителя Джиро. Сражайся до последнего; не допусти, чтобы они соединились со своим господином в Священном Городе. Когда явятся Черные Хламиды, чтобы тебя покарать, уклоняйся от вспышки их гнева любым способом.

Она остановилась. Понадобилась вся сила ее воли, чтобы сохранить самообладание.

– Люджан, я прошу тебя, чтобы ты пожертвовал жизнями воинов Акомы, всех до единого, прежде чем разрешишь армии Джиро хотя бы на шаг приблизиться к Кентосани.

Люджан отсалютовал, ударив кулаком в грудь.

– Властительница Мара, вот моя торжественная клятва. Либо твоя армия одержит верх, либо я устрою такой ближний бой, что черноризцам придется уничтожить нас всех - и Анасати, и Акому.
– Он быстро поклонился и выпрямился.
– Во имя твоей чести, госпожа.

Затем он сделал шаг и его поглотила ночь. "Если Люджан останется в живых и мы снова встретимся, - пообещала себе Мара, - я так награжу его, что ему и не снилось". Однако вознести благодарственную молитву каждый из них когда-нибудь сможет лишь при одном условии: если Джастин займет золотой трон. Даже если Акома победит, Люджан может остаться без награды: ведь из тех, кто когда-либо оказал неповиновение Ассамблее, не выжил ни один. Мара подняла голову и задала вопрос, который должна была задать:

– Кейок, мой верный на все времена друг и наставник, видится ли тебе иной выход?

Воин, тяжело израненный на полях сражений, ответил твердо:

– Нет, дитя моего сердца. Отдать судьбу твоего сына в руки врага - значит отдать все. Если Джиро взойдет на золотой трон, наши жизни и честь Акомы обратятся в прах. Впрочем, может быть, до этого дело и не дойдет, потому что к тому времени нас испепелит Ассамблея?
– Он улыбнулся, как улыбаются только солдаты, видевшие смерть лицом к лицу.
– Если же мы умрем с честью, то войдем в историю как единственный дом, пожелавший бросить вызов Всемогущим. Тут не может быть среднего пути.