Храм фараона
Шрифт:
Принцесса Гутана появилась в открытых носилках. Она выглядела очаровательно в своих чужеземных цветных одеждах и высокой шапке.
«Она скоро откажется от такого количества шерстяных юбок», — подумала Нефертари и едва заметно улыбнулась, когда заметила капли пота на белом лбу хеттской принцессы.
Двойной трон поставили на землю, Гутана покинула свои носилки и пала ниц перед Благим Богом и его супругой. Кивок — и два придворных быстро помогли ей подняться на ноги.
На ломаном египетском она приветствовала фараона и Нефертари, передала пожелания счастья от своего отца, и Рамзес с большим удивлением заметил, что у этой девушки
Фараона не слишком тронула смерть принца Рамозе. Из детей Изис-Неферт ему особенно близок был только Хамвезе, обширные знания и многочисленные таланты, а также ум, спокойствие и преданность которого вызывали уважение и восхищение царя. Об этом сыне Рамзес совершенно точно знал, что он не косится на трон. Он несколько раз просил отца ни при каких условиях не иметь его в виду при определении престолонаследия. Он верховный жрец Пта и архитектор, а кроме того, он изучает древнюю историю страны. Для этого человеческой жизни не хватит, где уж тут думать о престоле.
После долгой трудной работы Хамвезе удалось освободить засыпанную до половины песком гигантскую пирамиду Хуфу вплоть до цоколя. Затем он велел проделать внизу несколько проходов в каменной стене, и при четвертой попытке рабочие наткнулись на широкий проход, который вел к погребальной камере.
Хамвезе предложил исследовать тайны старых царей, и, когда из Мемфиса пришла новость, что обнаружен вход в большую пирамиду, Рамзес немедленно отправился в путь.
Хамвезе встретил отца на берегу. Ширдану отгоняли любопытных крепкими ударами древков своих копий. Отец и сын взошли на две легкие охотничьи колесницы и помчались, не теряя времени, в пустыню, где возвышались три пирамиды. Большого сфинкса также освободили, потому что ежегодные песчаные бури в течение столетий погребли дремлющего льва с царской головой до самого подбородка.
Согнувшись, они вошли в узкий проход и некоторое время должны были почти ползти, пока не наткнулись на широкую галерею, которая поднималась вверх и заканчивалась у погребальной камеры.
Рамзес остановился и посмотрел вверх на мощные камни. Слуги застыли, словно статуи. Их факелы трещали в жарком душном воздухе, и лишь этот треск нарушал тишину гробницы.
Рамзес кивком подозвал сына и наклонился к уху Хамвезе.
— Ты полагаешь, он не чувствует, что мы ему мешаем? Он, Озирис-Хуфу? — прошептал он с беспокойством.
Хамвезе успокаивающе покачал головой:
— Я принес его ка богатые жертвы и надеюсь, что он насытился и доволен. Кроме того… Ну, ты сейчас сам все увидишь.
Они вошли в маленькую камеру, и Хамвезе указал на потолок.
— Здесь была встроена ловушка. После погребения приспособление, которое должно было наполнить помещение падающими вниз каменными блоками, разобрали. Один из них все еще висит вверху.
— А где остальные?
Хамвезе пожал плечами:
— Мы, к сожалению, не первые непрошеные гости. Те, которые пришли до нас, не принесли Озирису-Хуфу никаких жертв. Но они опустошили его погребальную камеру. Посмотри сам.
Фараон и жрец зашли в погребальную камеру, похожую на зал. Потолки и стены ее были облицованы изысканным гранитом. Саркофаг Озириса-Хуфу состоял также из благородного камня, но он стоял открытым и был пуст. Рамзес смущенно склонился над опустошенной гробницей и заметил удивленно:
— Здесь нет никаких картин, никаких надписей, ничего. Может быть, гробница была не окончена и Хуфу похоронили в каком-нибудь потайном месте?
— Я не знаю, но, по-моему, вряд ли. Впрочем, надпись есть…
Хамвезе кивнул слугам и приказал одному забраться на плечи самого сильного из них. На ярко освещенном теперь потолке вспыхнуло имя царя, написанное красными знаками: Хуфу.
— Очень странно, — заметил Рамзес, — сегодня каждый верит в то, что загробная жизнь закрыта ему, если в гробнице не написаны важнейшие тексты из Книги Мертвых, не говоря уже обо всем другом, что жрецы считают совершенно необходимым. А этот фараон удовольствовался только своим именем.
— В то время думали по-другому. Только царь, по их мнению, мог стать Озирисом. Он сам решал, кого из жен, друзей и родственников он возьмет с собой. Но с тех пор произошел полный переворот, и Озирис стал спасителем всех людей. Ты тоже знаешь об этом… Посмотри сюда. — Хамвезе указал отцу на две возвышавшиеся на два локтя от земли узкие и развернутые одна на север, другая на юг шахты. — Они ведут на воздух и должны были быть выходом для птицы ба. В любом случае, время доказало, как мало преимуществ в том, чтобы делать гробницу столь хорошо видной издалека. Ложные двери, лабиринт, наполненные мусором проходы не смогли остановить святотатцев. Единственным решением является полностью безопасное укрытие.
Рамзес покачал головой:
— То, что я вижу, заставляет меня сомневаться, что можно сделать гробницу на столетия невидимой. Что ни изобретай, когда-нибудь жадный до золота пустынный разбойник все равно наткнется на вход, и тогда…
— Тогда нам остается лишь уповать на милость богов, — ответил Хамвезе уверенно. — Я предлагаю вместе вознести молитву Озирису…
Рамзес покачал головой. Он почувствовал внезапно настоятельное желание побыть одному. Что-то безымянное коснулось его, царь ясно почувствовал, что Оно здесь, в помещении, и пытается привлечь его внимание.
— Иди со слугами в переднее помещение. Я хотел бы побыть здесь некоторое время один.
Удивленный Хамвезе молча поклонился и вышел вместе со слугами. Рамзес, скрестив ноги, сел на полу и весь отдался тишине и темноте, царившим в погребальной камере. Он мысленно попытался провести грань между этим и потусторонним миром и поэтому тихо произнес несколько стихов из гимна Озирису:
Высоко на своем троне ты сияешь над мирами, Когда люди видят тебя, сердца их полны радости. Ты истинно первый среди богов, В твоих руках скипетр и плеть, На твоей голове белая корона Атеф, Ты призван быть царем людей и богов…Рамзес замолчал, увидев, как над пустым гробом замерцал бледно-зеленый свет, который медленно обрисовал контуры мумии.
Рамзес не ощущал ни удивления, ни ужаса. Фигура оставалась нечеткой, но можно было различить голову с длинной церемониальной бородой и короной из перьев, скрещенные руки со скипетром Хека и спеленатые ноги.
«Кто ты?» — спросил Рамзес мысленно.
«Я — Начало и Конец, в моих руках лежит Время, и миллионы лет для меня одно мгновение. Я Хуфу, Мен-Кау-Ра, Хоремхеб, Сети, Рамзес — первый и последний человек. Ты во мне, а Я в тебе, вечный, бессмертный…»