Храм фараона
Шрифт:
Его чистосердечие вызывало доверие, его открытое для каждого ухо сделало его всеобщим любимцем, и так как он всех, кто стоял выше него, встречал со спокойным уважением, без подобострастия, то не доверяли ему только немногие.
К этим немногим принадлежала Мерит, манера поведения которой, чуждая всякой лжи и притворства, вселяла неуверенность в тучного лицемера. Он чувствовал, что она видит его насквозь, и по возможности избегал любой встречи с принцессой.
В остальном он не чурался никого, глаза и уши у него были постоянно открытыми, а поскольку царский дворец полнился слухами и сплетнями, лишь немногое оставалось от него скрытым. Он слышал о ночном нападении принца Сети,
Нет, он этого не забыл и, к своему удивлению, понял, как быстро распространяются сплетни и как легко бывает возбудить беспокойство. Старый толстяк Незамун быстро сориентировался. Он знал, что со спокойными и довольными людьми мало что натворишь, и поэтому никогда не обращался прямо к наследному принцу, что было бы, безусловно, трудно. Он сеял ядовитые семена на подходящей для этого почве, потому что было нетрудно усилить недовольство и без того недовольного человека. Одним из менее счастливых при дворе в Пер-Рамзесе был принц Монту. Ему не нравилась дворцовая суета. Она была ему противна. Все приобретенные в пустыне навыки здесь ничего не значили, и, если он и был мастером в хитростях и притворстве, это были навыки другого рода. Существовала разница между тем, чтобы в ловушку завлечь врага в пустыне или вчерашнего друга при царском дворе. Он чувствовал себя запертым, несчастливым и ненужным. Он все еще ждал царского решения по поводу посольства в Кефтиу, спрашивал об этом даже Парахотепа, но ответ был одним и тем же:
— Терпение, терпение. У Благого Бога есть и другие дела.
Единственным отдыхом для Монту была охота, но здесь, в болотной Дельте, он никогда не охотился и его не прельщала перспектива каждый раз при охоте на птиц по пояс погружаться в ил. Как это отличалось от охоты в пустыне, когда летишь верхом на лошади в золотом облаке пыли, подобно богу. Здесь лошадей едва использовали, охотились пешком или на легких папирусных лодках, которые всегда переворачивались в самый неподходящий момент. Несмотря на это, Монту охотнее бывал на воздухе и погружался в трясину, чем бегал по дворцовому кварталу, подобно пойманному шакалу. Он ни к кому не присоединялся, ни к кругу наследного принца Енама, ни к Рамозе и его друзьям, хотя с ними он и чувствовал себя полегче, потому они с радостью принимали каждого сторонника. Но Монту не беспокоился об этом, был немногословен, необщителен, поэтому его вскоре оставили в покое. Он и так скоро должен был исчезнуть в Зеленом море.
Незамун упорно, но не надоедая, пытался сойтись с ним, и, когда принц узнал его ближе, он заключил с этим полным понимания и общительным человеком что-то похожее на дружеский союз. Иногда вечерами они болтали за кувшином вина, и тучный жрец быстро отыскал причину недовольства Монту. Он выказал себя полным сочувствия к сыну пустыни, лишенному своих корней, и начал аккуратно воздействовать на него.
— Сегодня мне так хочется пить, мой друг, что я прошу тебя составить мне компанию за вторым кувшином вина. Я неохотно пью один.
Монту обрадованно кивнул:
— Хорошо.
Он дал знак слуге. Они сели в саду Дома принцев, где жили взрослые сыновья царя, пока не обзаводились своими семьями. Одновременно это был дом для гостей, принимавший родственников царя, которые не жили в Пер-Рамзесе. С тех пор как участники семейного торжества отбыли восвояси, здесь царил покой почти опустевшего дома.
Оба мужчины подняли свои бокалы и выпили. Внезапно Незамун спросил:
— А ты хоть знаешь, мой принц, где точно находится этот таинственный Кефтиу? Я охотно послушал бы о нем побольше.
Монту горько рассмеялся:
— Я тоже! Сначала мне оказывают почести и радуют тем, что его величество хочет доверить мне руководство этим предприятием. Между тем, я уже почти думаю, что…
По лицу Монту скользнуло что-то вроде гнева или злости.
— Ну? — подбодрил его Незамун. — Что ты почти думаешь?
— Я полагаю, что это дело бесперспективно. Может быть, этого Кефтиу уже нет, но он не дает царю покоя. Думаю, Богоподобный не хочет подвергать опасности этого длинного путешествия одного из законных принцев, и его взгляд обратился к сыновьям наложниц. Почему именно я?
— Этим выбором ты обязан своей репутации отчаянного и хитроумного смельчака. В конце концов царь не может послать в Кефтиу слабака или глупца. Я это понимаю, хотя странно… Есть же и другие сыновья Благого Бога, которые словно созданы для подобного задания. Репутация принца Сети как способного военачальника широко известна. Принц Сетепенре считается храбрецом и человеком хитроумным, и я мог бы назвать еще некоторых. Может быть… Нет! Такого я не могу даже и подумать!
Незамун в притворном смущении отвернулся и замолчал. Теперь настала очередь Монту побудить жреца высказаться.
— Я умею молчать, Незамун. Мы, люди пустыни, не болтливы, потому что болтливый язык иногда может стоить жизни. Скажи, что ты знаешь, и я заключу это в своем сердце, как в гробнице.
— Гробницы вскрывают, ты знаешь об этом лучше всех.
Монту быстро кивнул.
— Это верно. Не самое удачное сравнение. Тогда я могу только попросить тебя довериться мне.
Незамун добродушно кивнул и выглядел при этом очень честным и порядочным.
— Это только мысль, вероятно, я неправ. Но я думаю, что Благой Бог, да будет он жив, здрав и могуч, для подобного, полного опасностей путешествия выбрал не тех сыновей, которых он особенно ценит и чья смерть его затронула бы. Тебя он едва знает, о твоей матери сохранил весьма смутные воспоминания, потому что она убежала. Тебя ему описали как безрассудно смелого человека, ну…
Монту слабо ухмыльнулся:
— Я тоже уже думал о чем-то подобном, но я не позволю пожертвовать собою ради этого безумного плана. Пусть посылает Сети. Того и так пора наказать. Каждый ребенок при дворе знает, что случилось в ту ночь. Любого другого бы за такое повесили.
— Ты совершенно прав, принц Монту. Но как ты хочешь воспротивиться приказу фараона?
— Я не буду противиться, не считай меня глупцом. Я буду высказывать сомнения, выдвигать условия, делать предложения… Они считают меня хитроумным, вот пускай и почувствуют это мое свойство.
Незамун опустошил свой бокал и облизал губы.
— Неплохое вино… Ты мне нравишься, Монту, и я понимаю твои сомнения. Можно ли дать тебе совет? Держись подальше от наследного принца, поддержки там ты не найдешь, напротив. Енаму нравилось бы больше всего, если бы он один-единственный носил урей. Есть еще и другие законные дети — сыновья моей госпожи, царской супруги Изис-Неферт. Она везде и повсюду вторая, и ей нелегко. Было бы неплохо немного усилить ее позиции как противовес, ты понимаешь. Изис-Неферт родила фараону трех сыновей, и голос ее обладает весом. Если ты присоединишься к ее двору, я это поддержу. Ты мог бы учить тринадцатилетнего принца Меренпту стрельбе из лука и верховой езде. В нем сложно возбудить восторг от подобных упражнений. Может быть, ты добьешься большего успеха.