Храм фараона
Шрифт:
Такка посмотрела прямо в серые глаза, не отрываясь. Она теперь осознанно разыгрывала маленькую беспомощную девочку и улыбнулась с легкой печалью:
— А не могла бы я остаться здесь? Тут бы я также находилась на службе фараона и не должна была бы отправляться в большой город, которого я боюсь. Я могу стирать, готовить, шить, ухаживать за садом…
— Этого довольно! — прервал ее высокий мужчина, но лицо его оставалось дружелюбным и вселяло в Такку надежду. — Хорошо, пойди в управление строительством и скажи, что Пиай послал тебя, он хотел бы, чтобы тебе дали работу. Запомни мое имя — Пиай.
Такка благодарно улыбнулась ему:
— Твое имя уже в моем сердце, мастер Пиай. Ты будешь доволен моей работой!
Пиай указал на голову колосса:
— Это он должен быть нами доволен, Такка, потому что мы оба находимся на службе
Пиай взялся за резец и приложил его к губам его величества. А Такка ловко, как кошка, спустилась вниз и побежала к ладье.
— Не торопись, время еще терпит! — крикнул ей кормчий.
— Я не еду дальше, я остаюсь здесь, — сказала Такка гордо, как будто одержала победу.
С тех пор как Пиай получил письмо Мерит, он чувствовал себя здесь как в тюрьме. Хотя он знал теперь, что означает каторжная работа, и благодарил богов за то, что может находиться здесь, это письмо смутило его душу, и никогда еще он так горько не ощущал свою беспомощность и неспособность что-либо изменить, как сейчас. Он ничего не мог, кроме как ежедневно заново начинать свой изматывающий дневной труд, и иногда он желал, чтобы Ра отправился в свою ночную поездку на несколько часов позже, потому что тяжелая работа казалась ему единственным средством против мучивших его мыслей. Пиай уже давно знал письмо наизусть и что только ни делал, чтобы найти двойной смысл, но ничего не находил: не в манере Мерит было что-либо скрывать или приукрашивать.
Пиай каждый день брал письмо и читал заново — один раз медленно, потом снова быстро, как будто из-за этого оно получало новый смысл. Мерит писала:
Мой любимый, мы только что прибыли в Пер-Рамзес. Я уговорила Енама устроить нашу переписку через его службу. В будущем печать наследного принца будет стоять на каждом моем послании. Ты должен делать следующее: составляй ничего не значащие доклады о работе в храмах и направляй их в управление двором Енама. К докладу ты приложи запечатанное послание с надписью: «Не для наследного принца, лично!» Чиновник передаст его Енаму нераспечатанным. Таким образом до меня дойдет то, что хочет сказать мне мой любимый.
Теперь послушай, что между тем случилось с твоей женой. Еще в Фивах его величество счел нужным выдать меня замуж за принца Сети. Этого придурка, который годится быть только воякой и никем больше, мой отец с недавних пор ценит, хотя он и вышел из самого мрачного угла гарема. Я должна была стать его женой, и я сделала это ради тебя, любимый. Однако это ничего не изменило в союзе, который связывает наши с тобой сердца, и никто не может отнять у нас то, что принадлежит только нам обоим, — ребенка, которого я рожу в ближайшие десять дней, да смилуется надо мной богиня Тёрис. Это часть тебя, любимый, залог, который каждый час будет напоминать мне о тебе. В моих снах ты часто рядом со мной, я смотрю в твои серые глаза, глажу твою спину, а когда просыпаюсь, оказывается, я обнимаю подушку. Можно было бы смеяться, но мне больше хочется плакать из-за того, что это не происходит в действительности. Ты хорошо знаешь свою гордую майт-шерит. Мое следующее письмо сообщит тебе уже о нашем ребенке, который сейчас толкается в моем животе. Я хотела бы, чтобы ты мог приложить свое ухо к моему животу, потому что то, что там двигается и хочет выйти на свет, принадлежит тебе, как и мне. Клянусь тебе именем Баст, богини любящих, однажды ты будешь держать в руках своего ребенка, а я буду снова в твоих объятиях. Не будем думать о том, как далеко еще этот день, но, вероятно, он все-таки ближе, чем мы думаем.
Да защитит тебя Пта, любимый мой скульптор, который после многих произведений в камне, бронзе и дереве создал во мне существо из плоти и крови. Живи, будь в безопасности и здоров.
Разве мог Пиай ожидать большего после того, что случилось? Он жил, снова занимался своей старой работой, Мерит жила и была здорова, его ребенок вскоре должен родиться. А ведь все могло быть намного хуже. Однако Пиай, как и все люди, больше думал об упущенном лучшем. Почему Мерит написала о своем браке: «Я сделала это ради тебя»? Хотя она считает Сети дурнем, он ведь мужчина, и, если фараон дал ему в жены свою перворожденную дочь, он захочет забраться к ней в постель. А если он сделал это один раз, то он захочет этого снова. Пиай впал в отчаяние. Он увидел грубые руки вояки, «придурка», как он теперь его называл, лапающие стройное тело Мерит. Он слышал, как тот хрюкает от удовольствия, и в такие моменты резец выпадал у него из рук. При мысли о последнем подобном случае Пиай улыбнулся. Никогда еще он не получал свой инструмент обратно так быстро. Как будто маленькая нубийка подхватила резец в воздухе, чтобы быстренько принести его хозяину.
Эта изящная темнокожая девушка была внешне полной противоположностью высокой светлокожей Мерит, однако каким-то таинственным образом напоминала ему любимую. Пиай не мог объяснить почему, но уже во время их беседы на помосте у него возникло это ощущение. Может быть, причина тому — свободный, бесстрашный взгляд Такки, может быть, ее оживленная манера говорить или определенные движения. Он так и не разобрался что, но внезапно он твердо решил разыскать ее.
Во время обеденного перерыва он пошел в управление строительством и спросил начальника рабочих, нашел ли тот занятие для Такки. С тех пор как Пиай вернулся из каменоломен, люди встречали его с чувством робости или осторожности. Они были вежливы, но избегали мастера, словно не знали, что он у царя в милости, или же его помиловали только из-за смерти Хотепа. Прибытие запечатанного послания от наследного принца вселило в людей еще большую неуверенность, и теперь они просто не знали, как себя вести. Пиай выполнял свою работу и не давал объяснений. Он даже наслаждался своим положением и смущением остальных.
Преувеличенно вежливо начальник предложил ему сесть. Пиай отказался, он хотел лишь навести краткие справки о Такке.
— Ты рекомендовал ее мне, почтенный мастер, и она работает пока на кухне…
— У меня были причины ее рекомендовать, — произнес Пиай резко, — я недоволен своим слугой. Вместо того чтобы поливать сад и убирать комнаты, он бездельничает в тени, а блюда из общей кухни, когда он ставит их мне на стол, большей частью холодные. Ты можешь использовать мужчину где-либо еще. В будущем за моим домом должна следить Такка. В крепости Кумма она вела хозяйство в семье начальника гарнизона, и мне кажется, что она очень мне подходит.
Начальник подавил неприличную ухмылку: с этим Пиайем следует обходиться осторожно.
— Само собой разумеется, мастер Пиай, сегодня же Такка начнет служить у тебя.
Пиай вернулся в свой дом, чтобы, как и каждый, провести жаркие обеденные часы в тени. Однако он не нашел покоя, потому что на столе уже несколько дней лежало неоконченное письмо к Мерит. Если он не окончит его послезавтра, ему придется ждать еще восемь дней, пока отправится следующая ладья с царской почтой, а он мог доверить свое письмо только такому кораблю.
В конверте было одно письмо, которое выглядело, как грузовое судно в притоке Нила, вынужденное остановиться перед заграждениями из камней. Для Пиайя также имелось заграждение, которое было никак не преодолеть, — замужество Мерит. Что бы он ни писал по этому поводу, все казалось ему фальшивым. Должен ли он пожелать ей счастья в навязанном ей браке? Имеет ли он право упрекать ее или должен спросить, почему она это сделала «ради него»? Если он обойдет этот пункт, то Мерит, ненавидевшая всякую фальшь, тут же почувствует, что он что-то скрывает.
Вздыхая, Пиай взял папирус и сел в глубокое удобное кресло на тенистой террасе. Когда слуга спросил его, что он желает, мастер прогнал его, при этом забыв, что уволил нерадивого. В десятый или двенадцатый раз Пиай прочел то, что уже написал:
Радость, которую я испытал, получив твое письмо, так оглушила меня, что пару часов я не мог держать в руках резец. Мы живем, мы здоровы, значит, есть надежда на встречу когда-либо, и эта мысль придает мне силы и позволяет мне есть, пить, спать и работать. Если Сехмет, да будет благословен божественный глаз Ра, не пошлет мне никакой болезни и Пта не даст онеметь моей руке, я закончу работу за двенадцать-четырнадцать месяцев. Просто представь себе, любимая сестра, что твой муж отправился на войну и возвратится к тебе через год. Когда это письмо доберется до тебя, наш ребенок, да будет он жив и здрав, уже появится на свет. Если ты будешь гладить его или целовать, то это будет моя плоть, это меня ты будешь гладить и целовать. Как я завидую тебе, моя любимая, потому что мне остается только надежда на завтра и воспоминание о вчерашнем дне, которое я храню, как сокровище. Знает ли твой супруг, что это наш ребенок, или же он считает его своим?