Храм Фортуны II
Шрифт:
Внезапно скрипнула и открылась дверь одного из домов, оттуда вышел невысокий мужчина в длинном плаще.
— Где носилки? — крикнул он раздраженно.
Тут же из-за угла появились шестеро парней с носилками. Мужчина влез в них, напоследок повернув голову и бросив подозрительный взгляд на двух влюбленных.
В руке одного из носильщиков был факел, который брызгал смолой и искрами. Отблеск огня упал на лицо мужчины в плаще. Феликс резко выпрямился, забыв об Амире. Его лицо напряглось, губы сжались. Он не отрываясь смотрел на человека, который неспешно задернул полог носилок.
«Это наваждение, — подумал сицилиец. — Этого не может быть. Откуда он взялся?»
Феликс готов был поклясться, что в носилки на виа Тибуртина только что сел шкипер Никомед.
Глава XIX
Наваждение
Феликс протер глаза и встряхнул головой. Амира удивленно посмотрела на него.
— Что случилось, любимый?
— Ничего, — ответил Феликс. — Ты извини меня, мне надо сделать еще одно дело. Иди домой, а я подойду попозже.
— Феликс! — разочарованно вскрикнула девушка. — Что ты говоришь? Это же наша ночь!
— Тише. Я должен. Прости, милая.
Амира обиженно вывернулась из его объятий.
— Ладно. Как хочешь.
На душе у Феликса было очень паршиво, но он ведь действительно должен был убедиться...
Рабы, тем временем, подхватили носилки и двинулись по виа Тибуртина, ритмично переставляя ноги.
Феликс еще раз поцеловал Амиру и быстро побежал за ними. Девушка растерянно смотрела ему вслед,
Пират не ошибся — в носилки действительно сел Никомед. Да, в свое время Феликс от души всадил ему в живот свой острый нож, но живучий грек не спешил расставаться с жизнью. Ему повезло — вскоре рядом проходил патруль вигилов, стражники подобрали раненого и доставили его в больницу. Там Никомеда зашили, благо крови он не успел потерять очень много.
Уроженец Халкедона выжил, провалявшись пару недель на койке в лечебном заведении на острове Эскулапа. Он даже пытался сообщить достойной Ливии о своем бедственном положении, но императрица не проявила интереса к состоянию здоровья ее агента.
Выписавшись из больницы, Никомед незамедлительно явился на Палатин, злой и обиженный таким явным невниманием. Но с Ливией ему увидеться не удалось — прошли те времена. Императрица просто передала ему через своего отпущенника мешочек золота и приказала больше не появляться во дворце. Мол, нужно будет, — сама найду.
Грек почувствовал себя оскорбленным — ведь он же жизнью рисковал, чтобы помочь цезарской парочке выпутаться из неприятностей, — но золото принял и с комфортом устроился в Риме, купив мебельную мастерскую. На море его как-то не тянуло.
И жил себе Никомед безбедно, богател, не зная забот. Женился даже на дочке гончара с той же улицы и отхватил неплохое приданое. Супруга — молодая еще девчонка — была уже беременна, и Никомед с нетерпением ожидал появления потомка. Вот скоро родится у него новый Леонид или Александр, уж он потом покажет этим собачьим римлянам, кто действительно чего-то стоит в мире.
Римлян Никомед по-прежнему не любил.
Жизнь его текла размеренно и неторопливо. Но что же заставило почтенного купца выйти из дому в хмурую полночь, сесть в носилки и двинуться куда-то в неизвестность?
Феликсу очень хотелось выяснить это, а потому он, недолго думая, осторожно — стараясь не привлекать к себе внимания — двинулся за крытым паланкином, который тащили на плечах трудяги-носильщики.
Хмель тут же выветрился из головы пирата; он снова мог трезво рассуждать и рассчитывать.
Удивленная и озадаченная Амира с выражением горечи на лице молча смотрела вслед Феликсу. Она чувствовала себя оскорбленной, но, подумав немного, пришла к выводу, что, видимо, у ее возлюбленного действительно была какая-то веская причина поступить так, как он поступил.
И у него была такая причина — Феликс чуял недоброе. А интуиция очень редко его подводила,
Прошло уже где-то с полчаса, когда рабы наконец свернули в сторону и остановились возле большого каменного дома с освещенными окнами, из которого долетал приглушенный гул голосов.
Феликс узнал это здание — то был постоялый двор Гортензия Маррона, известного всей Субурре пройдохи и жулика. Пират был с ним знаком, но доверия к хитрому и скользкому трактирщику не испытывал.
Однако что же здесь понадобилось Никомеду? Корчма, которая называлась «Три циклопа», не относилась, правда, к разряду самых худших в Риме, но ведь и шкипер, судя по всему, преуспевал и мог бы найти себе место поприличнее, если уж ему так захотелось глотнуть винца на сон грядущий.
Феликс, укрывшись за углом, дождался пока грек выбрался из носилок, расплатился и скрылся за дверью дома, а тогда осторожно двинулся вслед за ним.
Заглянув в дверной проем, он увидел, как Никомед о чем-то разговаривает с Марроном. Через минуту хозяин подозвал своего слугу, что-то сказал ему и раб повел шкипера по лестнице на второй этаж, где — как Феликс знал — находились отдельные кабинеты.
Когда грек скрылся из вида, пират небрежным шагом вошел в зал и направился прямо к Маррону. Тот с искусственной улыбкой на широком красном потном лице поспешил навстречу гостю.
— Феликс! — воскликнул он, разводя руки для объятия, — Как я рад, что ты жив и свободен!
— А уж как я этому рад, достойный Гортензий, — улыбнулся пират. — Постой-ка, не кричи так громко. Я не хочу, чтобы меня тут заметили и начали от радости бить твою посуду.
Маррон сразу стал серьезным. Действительно, все клиенты уже пьяны — увидят Феликса и от избытка чувств нанесут ущерб заведению. Он с опаской завертел головой, проверяя, не распознал ли кто из посетителей ставшего сейчас, наверное, самым популярным в Риме человеком Феликса.
Но никто, казалось, не обратил на пирата внимания.