Храни меня, любовь

Полякова Светлана

И без красоток он готов покинуть немедленно общество Веры Анатольевны.

— Как хорошо, — выдохнула она. — И как же правильно вы угадали…Он от удивления даже потерял дар речи и чуть не хихикнул глупо. «Что угадал? Она себя вот такой видит?» Слава богу, он удержался вовремя от опасной второй части, но первая успела вырваться на волю и завертелась прямо перед его носом, опасная, грозящая ссорой с работодательницей.

— Что угадал?

Она, слава богу, не придала этому вопросу судьбоносного значения, и Дима понял, что работу он пока не потеряет.

— Вы

угадали внешность моей души, — кокетливо проворковала она и коснулась Диминых рыжеватых кудрей своими красно-вампирскими губами.

«Словно смерть меня коснулась», — подумал Дима, мужественно перенося эту смелую ласку.

И еще он подумал, что страшно недоволен обликом этой «красавицы», которая кажется ему глупой, напыщенной и расплывчатой, и еще вчера он стоял, глядя в ее пустенькие глазки, и думал, что надо что-то изменить в ее облике. Потому что — даже с этим бонвиваном в кудряшках все было нормально, а вот красавица должна быть другой. Похожей на деву светлую. Сошедшую с небес. Смотрящую в небо так, точно там ей видно что-то, чего не может никак разглядеть ни Дима, ни остальные представители человечества. Но раз Вера Анатольевна думает, что вот так неуклюже и пошленько выглядит ее душа, то… Дима невольно засмеялся.

А Вера Анатольевна, зардевшись от удовольствия, уже присела в кресло и затянулась новой папиросиной.

— Сварите-ка кофейку, — томно протянула она.

Дима хотел возразить, что для этих целей в офисе издательства присутствует секретарша Ритка, но промолчал. Покорно отправился за электрическим чайником, достал банку растворимого кофе, и тут ему снова пришел в голову афоризм. «Даже кофе, о котором мечтал только что, становится отвратительным в компании с неприятным человеком».

Поэтому чашку он достал только одну.

«Вот уйдет наша Вера Анатольевна, — решил он, — я этого самого кофе вволю напьюсь. А сейчас не хочу».

Правда, тут же подумал: а уйдет ли она сегодня вообще?

Ведь она на пенсии. И у нее, похоже, теперь одно только дело.

Изводить бедного Диму Воронова своим неминуемым присутствием в его жизни. Ах, в недобрый час появился он пред ее распаленными, страстными очами. Лучше бы ей Вася повстречался, право… Надо поток ее сознания направить на Васю. Это ведь чудо как романтично — поэтесса и охранник… И ново. И свежо.

Только было уже поздно — поезд поэтессиных чувств тронулся, и «колеса ее любви» нацелились именно на несчастного Диму, оставалось только дождаться, когда они раздавят его.

ГЛАВА 2

Казалось, этот день никогда не кончится. Тоня так устала, что ей уже не в радость были покупатели, вдруг свалившиеся откуда-то в таком количестве, словно был совсем не октябрь, а начало апреля. И почему-то покупали солнцезащитный крем и масло для загара, как будто им сказали, что лето снова настанет вот-вот, а то, что небо серое, это ничего. Временное явление, как в июне. Тоня, конечно, понимала, что это просто те счастливцы, которые растягивают себе лето, уезжая в солнечные

края, где и слыхом не слыхивали об осенних дождях и неминуемом снеге.

Элька скучала рядом, положив голову на все тот же старый «Космополитен». Ее свитера и юбки почему-то никого сегодня не интересовали, а купальники старый азербайджанский хрыч Фарид почему-то не привез. Наверное, ему еще не сообщили, что осень и зима отменяются. Впрочем, куда больше скучала бедная Ритуля в музыкальном отделе — но для нее скучать было привычно. К музыкальным инструментам независимо от времени года народ особенно не тянулся. Ритуля подумала даже, не научиться ли ей с горя играть на арфе, но утешение было в одном. Ритуля уже давно позаботилась о себе, выбив у хозяина твердый оклад, не зависящий от продаж.

Она как-то сразу заподозрила, что продаж не будет. Правда, однажды ей повезло — какая-то группа закупила у нее целую партию инструментов, перед этим подвергнув ужасному истязанию громкими завываниями гитар и барабанной дробью. Ритуля все стерпела и в этот день горько пожалела о своем «окладе».

Обычно они болтали с Тоней, потому что с Элькой болтать было скучно и противно, но сегодня Тоня была занята.

У Тони не иссякал поток покупателей.

Тоня даже похудела от усердия.

И вообще подумала, что скоро начнет заговариваться.

«Нет, — думала она. — Я вообще к концу дня исчезну. Умру от усталости».

Потом выдалась свободная минутка, уже ближе к вечеру, и Тоня решила, что все закончилось.

«Все, — пообещала она себе. — Больше не стану связываться с Шерри. В конце концов, это ее день. Кто знает, вдруг она и выручку сегодняшнюю с меня потребует?»

Эта мысль показалась ей ужасной, потому что вместе с этой чертовой выручкой, плодом ее усилий, набиралась вместе с накопленными деньгами как раз необходимая для покупки роликовых коньков сумма.

Не то чтобы эти дурацкие роликовые коньки были так Тоне нужны, и нужны они были даже не Тоне, а Пашке, но в конце концов, если уж пришлось сегодня работать…

Когда в зале появился этот нелепый тип в старых джинсах, Тоня не обратила на него особого внимания, решив, что он по Риткину душу. Именно так вот, на Тонин взгляд, должны одеваться несчастные музыканты. Может, арфу даже купит, подумала она, отвернулась от него и вновь предалась мечтам о Пашкиных роликах.

Но тип направился прямо к ней, нахально разрушая все ее надежды на покой.

«Ну вот, — уныло подумала она, наблюдая за ним, — скорее всего, спросит сейчас дешевый лосьон после бритья… И мне придется объяснять ему, что самый дешевый стоит сто девяносто рублей… Он вытаращит на меня глаза, пожует сердито губами и начнет возмущаться. Как будто цены я и устанавливаю… И вообще — именно я и окажусь виновата в том, что он пришел сюда. А какого черта надо было ползти на второй этаж, если внизу отдел косметики и там можно купить дешевый „Арко“?»

И джинсы у него были старые, и плащ выглядел жутко. Какой-то нелепый, мешковатый. К джинсам вообще подошла бы больше куртка.