Хранить вечно
Шрифт:
— На это мы уже не способны! — заметил мне генерал.
Я написал барону записку:
«Господин барон!
Я был свидетелем, как трудно дались последние километры наступления. Немецкий солдат, а главное, офицеры стоят на грани психологического шока. Инерция европейских побед перестала действовать. Только теперь стало известна в штабе, что наше наступление на Мценск сдерживали две танковые бригады. В одной из них насчитывалось пятьдесят танков. Думаю, что генерал постесняется упомянуть об этом в официальных реляциях».
Я знал, что в Рославле были сосредоточены крупные немецкие штабы, но я все же выехал туда, чтобы отправить посылочку в Центр через Максима Петровича.
Я сообщил, что целью всей танковой группы генерала теперь определялась Тула, что генерал и его офицеры потеряли бодрость после боев за Мценск. По вместе с тем я сообщал, что вся танковая армия в целом пока является мобильной силой, что ее ударная мощь остается опасной для южных подступов Москвы. Теперь я уже мог и с известной точностью перечислить ее соединения и оружие.
Двадцать с лишним дней танки генерала пробивались до Черни и прошли за это время восемьдесят километров. От Черни до Тулы, собранные в кулак со всех участков фронта, они прошли за три дня.
29 октября передовые отряды головного танкового корпуса подошли вплотную к Туле. До городской черты оставалось четыре километра. Командир корпуса подтянул вторые эшелоны и бросил танки на штурм города.
Генерал распорядился заготовить донесение о взятии Тулы и решил выехать на фронт к передовым отрядам.
Второе донесение из-под Тулы им было получено в дороге. Командир корпуса сообщал, что его танки на окраине города встречены шквальным огнем зенитных батарей, а с флангов выдвинулись русские танки и довершили удар. Пришлось попятиться. Командир корпуса заключал свое донесение соображениями о невозможности взять Тулу штурмом. Он предлагал фланговый марш с востока.
Генерал остановился в Черни, по рации он получил сообщение разведки, что справа на его правый фланг выдвигаются какие-то новые русские силы.
Части танковой группы наткнулись в районе Теплое на свежие части Красной Армии. Завязались встречные бои. Имея на фланге такого рода угрозу, генерал отложил штурм Тулы. Забегая вперед, замечу, что бои под Теплым продолжались с переменным успехом Десять дней. И только сняв танки из-под Тулы, генерал смог потеснить части Красной Армии.
В ночь на 4 ноября ударили морозы, сковали землю. Танки получили возможность широкого маневра, генерал приободрился. Оживилось и командование группы армий. К генералу на его командный пункт приехал фельдмаршал фон Бок, чтобы поторопить танковую группу с наступательными действиями.
А из Теплого шли донесения, что наступают русские.
Генерал показал эти донесения фельдмаршалу. Но фельдмаршала не интересовали такие мелочи, его мысль была устремлена к далеким и большим целям. Его радовали мороз, замерзшие дороги, возможность для танков широкого маневра.
Генерал побывал на передовом наблюдательном пункте под Тулой. 6 ноября вернулся в штаб и созвал оперативную группу. Он был мрачен и неразговорчив. Выслушав донесения, попросил оставить его одного. Меня задержал.
— Боюсь, что вам придется вылететь к барону в Берлин… Настал и ваш час! От Тулы до Москвы сто восемьдесят километров, а мы не можем пройти до города четырех километров…
— Нужны подкрепления? — спросил я лишь для того, чтобы не молчать.
Генерал поморщился.
— Нужны еще три или четыре такие же танковые армии… Я боюсь, что там, в Берлине, не очень-то понимают, что здесь происходит… Читать одно, а видеть своими глазами — другое… Такое впечатление, что у русских расчет был привести наши армии к столице и здесь, в глубине, бросить в бой решающие резервы!
— Кутузов сознательно сдал Москву без боя французам и выиграл войну одним сражением, после которого отступил…
— Это я знаю… Но он нигде не обмолвился, что умышленно сдает Москву, и оставил нас по этому поводу в неизвестности. Он не мог объявить об умысле! А может ли Сталин объявить своим близким о таком умысле? Мог ли он сказать своим генералам и помощникам, что враг будет остановлен лишь под Москвой? Но если так, то почему же он не вывел войска из-под Киева? Завтра мы с вами послушаем радио…
В десять часов 7 ноября из приемника донесся перезвон московских курантов, начался парад на Красной площади.
Генерал тут же соединился по телефону с фельдмаршалом авиации Ритхофеном.
— Вы третий, кто мне звонит! — раздались раскаты фельдмаршальского голоса. — На подступах к Москве идут воздушные бои… Это все, что я могу сделать… В город прорваться невозможно!
На другом конце послышались гудки отбоя.
9 ноября головной корпус, все еще пытавшийся пробиться в Тулу, вынужден был перейти к обороне. Из Тулы началось наступление частей Красной Армии. Это уже были не контратаки местного значения.
12 ноября начальник штаба армии привез из Орши, где проходило совещание всех командующих армиями группы «Центр», приказ на осеннее наступление. Танковой армии предписывалось развивать успех в направлении на Горький.
Генерал тут же прикинул на карте расстояние до Горького. Получилось шестьсот километров.
Он вопросительно взглянул на начальника штаба.
— Я им заявил, — ответил начальник штаба, — что это не Франция! Мы не можем продвинуться на несколько километров…