Хранить вечно
Шрифт:
— Вот! — крикнул генерал, обращаясь к полковнику. — Я говорил! Перед нами крупное танковое соединение!
— Где эти танки?
Все вернулось к первому вопросу. Танкист долго рассматривал карту.
— Какое сегодня число? — спросил танкист.
— Шестое октября, вечер! — ответил я ему.
Танкист показал здоровой рукой на карту:
— Вчера мы были здесь!
И он указал на ту долину, где был нанесен удар по немецким танкам советскими реактивными минометами. Полковник зло бросил:
— И там были все триста танков?
— Да нет… Должно быть, не все… Они будут защищать Мценск…
— Кто ваш командир? — задал последний вопрос генерал.
— Генерал Катуков!
— Катуков? — переспросил генерал. — Кто такой Катуков? Я думал, что здесь генерал Жуков! Не путает танкист? Вы правильно произнесли фамилию генерала?
Это уже был вопрос ко мне. Я переспросил танкиста.
— Катуков…
— Кто он?
— Танкист…
Генерал пожал плечами:
— Нет, это несерьезно! Нам надо взять в плен высшего офицера… А кто этот танкист?
Танкист объяснил, что он тракторист, колхозник, из Подмосковья, что родился он в двадцатом году 20 апреля…
Генерал быстро взглянул на полковника, полковник развел руками.
— Передайте! — сказал генерал. И для танкиста я перевел: — В Германии есть закон: всякому даруется жизнь, даже преступнику, если он родился в тот же день, что и наш фюрер…
Показания танкиста имели свои последствия. Ни седьмого, ни восьмого октября генерал не возобновил наступления.
А каждый день и каждый час в те дни были драгоценны для обороны Москвы.
Командир корпуса и генерал собрали мощную колонну в шестьсот танков. 9 октября передовые отряды корпуса в составе сотни танков предприняли новую атаку там, где им не удалось пройти седьмого октября. Боя мне не довелось наблюдать, генерал не захотел рисковать встречей с реактивным оружием русских. Сто танков — огромная сила. Но эти танки были активно атакованы с флангов русскими танками. Бой был ожесточенным, и казалось, что русские должны были попятиться… Но тут произошла история с горючим.
Бросив на прорыв сотню танков и надеясь на прорыв но прямой на Мценск, командир корпуса подтянул резервные цистерны с горючим к месту сосредоточения главных сил.
Колонна, приготовленная к прорыву, растянулась в общей сложности километров на пятнадцать вдоль шоссе. С флангов ее охранял стальной коридор из танков. Впереди шел бой на прорыв. Пылало более десятка танков.
Командир корпуса приказал усилить давление танками и бросил в бой танковый батальон. Батальон двинулся на исходные позиции для атаки вдоль шоссе. Авиационную разведку из-за погоды вести было невозможно. Обычно над таким скоплением танков барражировали несколько звеньев истребителей, а по флангам делали облет разведывательные самолеты.
Из-за пригорка выскочили три тридцатьчетверки. Они прошили насквозь таранным ударом броневое охранение и выскочили на шоссе. Рассказывали, что танки проутюжили участок шоссе, занятый бронетранспортерами с пехотой, наскочили на цистерны с горючим и расстреляли их в упор. Взрывы и огонь ста тонн горючего были и слышны и видны в городе. Должно быть, это было столь же страшно, как и взрывы реактивных снарядов. Цистерны с горючим были рассредоточены вдоль колонны, пламя перекидывалось с одной на другую, сжигая свои же танки, бронетранспортеры и автоматчиков. Солдаты побежали с шоссе в поле, там их встретил пулеметный огонь из засады,
И этот день для наступления оказался потерянным.
Семь дней боев — и почти никакого продвижения, Мценск и на десятое октября оставался трудно достижимой целью. В штабе подсчитали потери: сто тридцать три танка за семь дней на пятидесяти километрах продвижения. И это только на участке Орел — Мценск.
В обход Мценска двинулись все танки корпуса, усиленного соседями. Бой за город длился дотемна. Порой по донесениям казалось, что танковое соединение русских попало в окружение. Но наутро на южном берегу небольшой речушки Зуша не оказалось ни одного советского солдата. Подсчитали потери. На поле боя догорали два тяжелых русских танка, три тридцатьчетверки и двадцать три немецких танка.
Генерал объехал поле боя. На минуту мы остались вдвоем.
— А вы знаете, — сказал он, — боюсь, что… русский танкист морочил нас! Здесь не было много русских танков… Они не выскользнули бы по железнодорожному мосту… Я думаю, что барону будет небезынтересно узнать, что мы утратили превосходство в материальной части наших танковых сил… Русские и раньше бросали в бой эти танки… Их было не так-то уж и мало! Но они еще и сами не знали, сколь грозным оружием они располагают… Теперь русские это знают и умеют его применять… Как имя русского командира? Танкиста?
— Мне помнится, — ответил я, — что пленный назвал его Катуковым…
— Я запомню это имя! Должно быть, у нас с ним еще будут встречи… Теперь мы на быстрый успех рассчитывать не можем… Когда мы стояли в Орле, перед нами не было боеспособных русских частей, теперь весь мой фланговый марш утратил смысл… Перед нами фронт, и надо вновь собираться с силами, чтобы его прорвать…
От Глухова до Орла около двухсот километров. Танки генерала прошли этот путь в три дня. От Орла до Мценска пятьдесят километров. На пятьдесят километров было потрачено восемь дней.
От Мценска до Черни тридцать два километра. Десять дней шли бои в районе Мценска. 22 октября вновь были сосредоточены для удара все силы корпуса. Но 22 октября удар не дал своих результатов. Фронт прорвать не удалось, 23 октября русские начали отходить. С боями оставили Чернь. Чтобы пройти тридцать девять километров, понадобилось двенадцать дней. Но бои за город и его окраины продолжались еще два дня, и под Чернью понес большие потери отборный эсэсовский полк «Великая Германия».
До Тулы оставалось сто километров с небольшим. Все силы танковой армии нацелились на Тулу. Верховное командование требовало быстрейшего продвижения к Туле. Одновременно пришла радиограмма от Гитлера. Он требовал выбросить подвижные отряды к Оке и обойти Тулу со стороны Серпухова,