Хранитель ключа
Шрифт:
С войной повстречались нежданно-негаданно.
Дорога, по которой ехали, шла между полем и лесом.
И с коня Рихард заметил воронье, клубящееся в подлеске. Птиц было никак не меньше двух дюжин, они громко каркали, хлопали крыльями, на проезжающих мимо конников внимания не обращали. В общем вели себя как абсолютные хозяева.
Наверное, Рихарду это и не понравилось больше всего, и отпустив поводья, он свистнул в четыре пальца. Захлопал ладоши, крикнул:
— Кыш, пернатые!!!
Действительно:
На траве лежало то, что осталось от человека: окровавленное тряпье, разодранное тело. Рядом валялась винтовка. От росы ее затвор покрыли оспины ржавчины. Уже нельзя было понять, к какой армии принадлежал погибший. Не то красноармеец, не то не получивший форму ополченец.
Наверное, он был ранен, отполз от дороги, где благополучно и умер. Ему не закрыли глаза сердобольные, не подобрал винтовку кто-то прагматичный, не сорвал с шеи серебряный крестик мародер.
— Вот скажите, Клим… — проговорил Рихард, пуская коня вокруг умершего. — Все же странно… Я ведь читал прокламации большевиков — дескать, устанавливайте перемирие с немцами, идите домой пахать землю. А выходит вместо войны с германцами, в Австрии или Польше, солдаты получили войну дома со своими соседями. Войну гражданскую. В чем ее преимущество? В том, что необученные солдаты гибнут от ошибок бездарных командиров?
Чугункин, не сводя глаз с покойника, гулко сглотнул.
— Похоронить бы… — вместо него заговорил Евгений. — Неправильно это. Не по-божески, не по-человечески…
— Вот еще! Сказано в Библии: "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов". Я не знал его при жизни, и не хочу с ним связываться после смерти! Может, я бы закрыл ему глаза, но их уже нет…
— Не в том смысле об этом в Писании сказано.
— А вдруг там, впереди дивизию какой-то олух положил. Так что мы теперь каждого хоронить будем? Да и что мы напишем у него на могиле? "Вот лежит то, что было человеком, который позволил себя убить". Скучно же!
И направил коня назад, к дороге за ним тут же поехал Клим. Чуть подумав, отправился и Евгений.
Далее, где-то через версту, из леса вынырнула железнодорожное полотно, и пошло вдоль большака. Меж ними вырос небольшой холмик, над которым валялась раздолбанная трехдюймовка. Тут же валялся один из номеров обслуги: без винтовки, но не погребенный.
— Место плохо выбрали. Ее за версту видно, чем противник и воспользовался. — прокомментировал Рихард. — Я бы вон в той рощице пушку поставил, открыл бы контрбатарейный огонь. Взял бы в вилку…
Клим вздрогнул, ему показалось, что из-за той самой рощи за ними кто-то по-прежнему наблюдает через прицел. А то и загнал снаряд, сейчас грянет выстрел…
— Место плохое, если у противника пушка есть. А иначе — тут батальон можно угрохать, если шрапнелью стрелять. Говориться же про трехдюймовку: "Коса
— Ну вот и нашла коса на камень…
Далее светло-ржавые рельсы железной дороги текли рядом с большаком. Затем, обе дороги проскользнули меж холмами, за которыми уже было видно маленькую станцию: три пакгауза с одной стороны полотна, и двухэтажное здание вокзальчика с другой.
Меж ними, на путях стоял бронепоезд. Уйти со станции он не мог, по причине взорванной выходной стрелки.
Пока ехали, Климу было как-то не по себе: все мерещились люди у оружия. Вот показалось, что двинулось орудие… Сейчас грянет выстрел…
Но нет, только показалось.
— А вдруг он в нас выстрелит. — кивнул Клим в сторону бронепоезда.
— Ну вот еще. — пожал плечами Рихард. — станут из-за тебя снаряды переводить. Захотят тебя убить — повесят. Дешево и сердито. Одной веревкой можно всех передушить.
— Лучше скажи, что будем делать, когда кого-то встретим? — хмуро спросил Евгений.
— Если большевики — разговариваете вы. Если наоборот — я. Если там части иррегулярные, проще говоря, бандюки — сказываемся бродячими рыцарями. Пока они соображают, кто это такие — пытаемся драпать.
Но говорить не пришлось ни одним ни другим. Станция оказалась пустой.
Бронепоезд стоял мертвый: огни в его топках не горели, люки были призывно открыты. Но даже если в тендере и был уголь, проехать бы получилось саженей сорок: выходная стрелка также была взорванной.
Спешились, прошли по перрону, мимо заколоченного окошка касс, буфета. Скрипнула дверь, впуская их в здание вокзала. Пустые лавки, сквозняк, словно брошенная собачонка скользнул между ногами.
— Тут и заночуем. — постановил Рихард.
— Не нравится мне тут… — Скривил скулу Клим. — Как-то жутко тут.
— Кому не нравится, может ночевать в лесу с волками. Но без меня…
За окном стремительно догорал день, спать в лесу как-то не хотелось.
В сумерках обошли пакгаузы, надеясь найти что-то полезное. Но склады оказались забиты каким-то мусором: пустые деревянные ящики, металлический трос, брошенный по причине неподъемности, обрезки металлических листов. В уголку стоял древний токарный станок с приводом в две-три крепостные человеческие силы.
Уходя, взяли немного ящиков, дабы растопить печь, коя в вокзале непременно должна была иметься.
Когда возвращались, Рихард задержался, чтоб осмотреть бронепоезд.
Евегний с Климом поднялись по лестнице, проверяя комнату одну за другой на наличие печки.
И вдруг, открыв одну дверь, Клим чуть не налетел на двух мужчин.
— Здрасьте… — с удивления поздоровался он.
Те двое отступили вглубь комнаты.
— Вы кто? — спросил Евгений.
— Kes te olete? — ответил один из мужчин.- Mida te tehate siin?