Хранитель ключа
Шрифт:
— Не понял ничего. Говори по-русски! — настаивал Чугункин.
— Это не чухонцы? — спросил Евгений у Клима полушепотом. — Не самоеды?.. Вроде речь похожая. Они с нашим колдуном не заодно?
— Да не. — ответил тот с видом знатока. — Самоеды на нартах и в унтах. Пока снег не выпадет, им тут делать нечего. А это видишь, свои…
Действительно: чужие были одеты в шинели без погон, сшитые ладно, в сапоги. А на фуражках было видно маленькие красные звезды. Меж тем, — чувствовал Евгений, что-то здесь было
— Palun, Teie dokumendit! — заговорил, наконец второй.
— Слушайте, ребята. — ответил Аристархов. — у меня к вам выгодное предложение. Мы вас не знаем, и вы нас соответственно тоже. Мы вас выпускаем, и забываем друг о друге.
— Palun, raagike eesti keeles…
— Да ладно там! Это свои люди! Язык революции интернационален! Я знаю, что делать: тут перво-наперво надо брататься! — успокаивал Клим. И уже обратился к чужакам. — Ленин! Мир народам, земля крестьянам! Дружба!
И, широко, разведя руки, пошел на солдат.
— Клим, берегись! — только и успел крикнуть Евгений.
Но было поздно. Будто из воздуха в руке одного солдата появился нож. Широкий замах.
Брызнула кровь. Словно мешок, Клим рухнул на пол.
Два раза ругнулся Кольт, в руке Евгения. Два тела рухнули наземь.
Какой-то секундой позже хлопнула дверь внизу.
— Евгений! — Голос Рихарда. — Где ты?
И очередь в потолок — для острастки. Шелест снега штукатурки.
— Жека, мать твою!
— Все нормально… Поднимайся…
Шаги по лестнице. Распахнулась дверь.
Рихард осмотрелся. Убитые Евгением были явно солдатами, и будто бы даже красноармейцами. Подобная форма была не известна ни Геллеру, ни Аристархову. Ну и что с того, в такие времена все одеваются кто во что горазд. Одеть одинаково дивизию — уже достижение. Эти, двое одеты были одинаково, принадлежали наверняка к одной части. И, вероятно, остальная часть где-то рядом.
Но отчего бойцы этого подразделения не понимали по-русски?
К удивлению Евгения, Клим был все еще жив. Руками он держался за рану на горле, из-под пальцев сочилась кровь.
Рихард покачал головой:
— Не жилец уже наш комиссар…
Клим выпучил глаза и попытался что-то сказать. Но вместо слов изо рта полезли кровавые пузыри.
— Определенно не жилец. Женька, его надо бросать и уходить самим. Эти двое, — он кивнул на убитых красноармейцев, — здесь явно не одни. Пока ночь, надо уходить…
В ответ Чугункин попытался встать. Дескать, с ним все в порядке, он тоже пойдет. Но Евгений присел рядом, положил ладони на плечи раненому, не дал подняться.
— Тихо, тихо, лежи, все хорошо… Если бы я думал тебя бросить — уже бы ушел. Не бойся. Всем мы умрем. Но никто не умрет сегодня. Ты меня слышишь, Клим?..
— Неа… — покачал головой Рихард. — Не дотянет
Кровь выплескивалась из раны толчками, в такт с часто бьющимся сердцем комиссара.
Внизу опять хлопнула дверь. Евгений сжал «Кольт».
— Я посмотрю… — отозвался Рихард.
И, бесшумно, словно кошка выскользнул за дверь. Евгений ждал выстрелов. Но нет, вдруг за дверью Геллер пошел спокойно, будто с кем-то разговаривал.
Снова шаги. На всякий случай, Евгений, навел оружие на дверь.
Шаги ближе.
Дверь в комнату открылась, и вошел Рихард, за ним какой-то старик… За ним вбежала собака.
А дальше у Евгения перехватило дух… Потом он говорил, что девушка была совсем не красавица… И при этом врал не то чтоб много: девушка была просто мила. И совсем не уместна в этом здании, в этой волости, в этой губернии… Наверное и в этой стране.
Меж тем, она была иной, необычной. И только от ее присутствия в комнате сделалось теплее и светлее. Вслед за девушкой в комнату вошел запах померанца, и кровью уже не пахло так резко.
Даже Клим будто бы собрался, раздумал умирать.
— Среди присутствующих имеется доктор? — спросил
Старик и Ольга покачали головой. Аристархов кивнул.
— А священник?
— Ваш друг умирает? — догадалась Ольга.
Аристархов кивнул еще раз.
Вопреки всяческим ожиданиям отозвался старик.
— Я могу посмотреть…
— Посмотреть он может! — взбеленился Евгений. — Человек!!! Умирает!!! Это вам не представление!
— Молодой человек… — ответил старик спокойно. — Не спешите отвергать помощь, когда положение безвыходно.
И далее, не спрашивая разрешения, закатал руки до локтей присел около Клима. Открыл свою сумку.
— Не умирай еще минутку. — только попросил он у Клима. — Дальше все будет хорошо.
На умирающего Клима собака смотрела уж слишком плотоядно — так обычно псы смотрят на хозяина, который сейчас кинет мозговую косточку.
— Скажите… — спросил Аристархов. — А ваша собака кусается?
— Нет. — ответил старик, все так же копаясь в сумке. — сразу рвет горло.
Было ли это шуткой, Евгений так и не понял, но Клим еще сильнее вцепился в свою рану. Едва слышно завыл: ему казалось, что причина на то была.
Вместо доктора в белом халате, со стетоскопом к нему тянулся бородатый старик. Халата на нем не имелось, и, похоже, руки тоже были немытыми.
Клим застонал, насколько то позволяло перерезанное горло. И почувствовал, как под пальцами расходятся скользкие от крови края раны.
— Тихо, тихо. — шептал старик. — Все будет пренепременно хорошо. Тихо…
Клим беззвучно плакал. Слезы катились по щекам, мешались с кровью.
Геддо положил свои ладони на руки Чугункина. Убрал их, стал сам сводить края раны.