Хранитель сада
Шрифт:
Они приехали в семь — Мэтт в темном костюме и ослепительно белой рубашке, Джорджия в новом платье из мягкого струящегося шелка с цветочным узором пастельных тонов. Рыжие волосы оттеняли светлую кожу, и она ощущала себя чувственной, элегантной и красивой.
Единственное огорчение доставлял Мэтт, который очень уклончиво отозвался о ее виде.
Джорджия была разочарована, но чего она ждала? Признания в любви? В конце концов, они торопились. Прибыли к его родителям и, только успев поздороваться и переодеться, сразу уехали.
Вся ее неуверенность вернулась к ней, когда они уже приближались
— Ты уверен, что платье подходящее? — снова спросила она, внимательно рассматривая гостей.
Он остановился, повернулся к ней и мрачно улыбнулся.
— Ты выглядишь прекрасно, Джорджия, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не напасть на тебя где-нибудь под ближайшим навесом. Теперь тебе лучше? Она тихо засмеялась.
— Гораздо лучше. Спасибо.
Он хмыкнул и прижал ее к себе.
— Ты выглядишь великолепно. Мне безумно нравится твое платье, но эти пуговицы впереди... Я борюсь с желанием расстегнуть их.
Она почувствовала, как краска залила ей щеки, и отодвинулась от него.
— Успокойся, мальчик, — тихо посоветовала она и пожалела, что они остановились у его родителей и в разных комнатах.
Они выпили шампанского, изучили заманчивую программу и прилагавшуюся к ней карту местности, и все сидя. Наконец, когда представители королевской семьи в семь тридцать отбыли, смогли встать и оглядеться.
— У нас только один час. Что ты хочешь посмотреть прежде всего? — спросил Мэтт.
— Садики, — быстро ответила она, и они пошли сначала к насыпи с несколькими садами камней, где находились и наклонные сады. Джорджия была в восторге. Она хотела осмотреть каждый сад, перелезть через ограду и обойти вокруг, потрогать, понюхать, насладиться мельчайшими особенностями дизайна.
Мэтт руководил их передвижениями, торопил, чтобы успеть до обеда.
— Я не хочу есть, хочу только смотреть, — захныкала она в восемь тридцать, когда он предложил возвращаться. Сошлись на том, что обратно пойдут медленно, наслаждаясь тем, что толпы людей поредели и можно смотреть, смотреть и смотреть. Но когда они вернулись под навес и протиснулись в буфет, выяснилось, что на самом деле она ужасно проголодалась!
Уехали в десять и в доме его родителей проговорили в кухне до полуночи, потом он проводил ее наверх, поцеловал и, пожелав спокойной ночи, ушел.
Ей не хотелось, чтобы он уходил, но уснула она сразу, возможно, из-за выпитого шампанского, и еле вылезла из кровати в шесть тридцать, чтобы можно было выехать в восемь.
Медалисты светились счастьем, все еще возбужденные оттого, что им позволили прийти в семь и заранее узнать решение судей.
Были и сюрпризы. Оба ошиблись в отношении тех, кто, как им казалось, ничего не мог получить. Абсолютный победитель лишь слегка превосходил других, и они, смеясь, не соглашались друг с другом и оспаривали мнение судей, кто же лучший.
Джорджия замечательно провела день, и Мэтт, надо отдать ему должное, оказался прекрасным спутником, кормил ее в перерывах и нес сумки с брошюрами о садах, бесплатными образцами, пакетиками с семенами и другими мелочами, которыми она здесь запаслась.
— Тебе, наверное, смертельно наскучило, — вдруг спохватилась она, когда они отошли от очередного стенда.
Он
— Не наскучило. Если честно, я поражен, что ты так много знаешь обо всем этом. Я-то считал, что кое-что знаю о садах, но теперь чувствую себя невеждой.
— Сожалею, — виновато сказала Джорджия, но он улыбнулся и обнял ее.
— Не жалей. Я все время узнаю новое. Может быть, что-то и осядет в голове.
— Скажи, когда тебе захочется уйти, — попросила она, испытывая угрызения совести. — Я просто не знаю удержу.
— Со мной все в порядке. Продолжай. Мы здесь ради тебя — уйдем, когда ты захочешь.
В конце концов они ушли, потому что ноги уже отказывались ходить, и в полночь возвратились в Эвелинг.
Дети спали у Ходжесов, и Мэтт повез ее к себе домой. Не успели они войти, как он заключил ее в объятия и целовал, целовал, пока у нее в жилах не загудела кровь.
— Огромное спасибо, — задыхаясь, поблагодарила она, когда он отпустил ее. — Это были прекрасные два дня. Не знаю, чем отплатить тебе.
— Кто сказал, что нужно платить за удовольствие быть в твоем обществе? Не глупи. — Он снова поцеловал ее. — А теперь я ухожу. Запри дверь. Увидимся завтра.
Она посмотрела ему вслед, потом заперла дверь, юркнула в кровать и, удовлетворенно вздохнув, обняла руками подушку. Ноги ныли, все тело ломило от усталости, а в голове крутилось: Мэтт самый замечательный мужчина на свете.
Но что он в ней-то нашел?
После поездки в Челси появилось много новых идей, которые необходимо было как-то упорядочить в мозгу. Следующую после выставки неделю Джорджия перебирала наброски и придирчиво рассматривала тот рисунок, что был представлен Королевскому садоводческому обществу для одобрения, этакий план посадок, отражающий ее идеи по рельефу ландшафта.
Теперь он не понравился ей: дизайн был слишком безупречным, а она любила хаотичность.
Она внесла несколько изменений, требовавших еще небольших расходов, позвонила спонсору заказа, обсудила с ним уровень финансирования и получила предварительное одобрение. Чудесно. Теперь оставалось только вовремя все подготовить, чтобы представить окончательный план Королевскому садоводческому обществу осенью, когда она узнает, какой ей выделили участок. Кроме этой работы, оставался только сад Мэтта.
Она вышла из сарая и, подойдя к обнесенному забором саду, вошла внутрь и медленно двинулась по краю, проникаясь прелестью окружающей природы. Начали распускаться розы, и она определяла один за другим их сорта и записывала в свой план. Здесь были посажены исторические сорта: Rosa gallica officinalis, Аптекарская роза, которую сотни лет использовали в галеновых препаратах, с огромными темно-красными цветами и изумительным запахом; Rosa Mundi, бело-красная, очень старинная роза; Quatre Saisons, ярко-розовая с превосходным запахом, постоянно цветущая; Йорк и Ланкастер, с розовыми и белыми цветами на одном кусте; Небесный и Девственный румянец, обоим сортам было свыше четырехсот лет, кусты их замечательно крепкие, без предрасположенности к ржавчине или мучнистой росе.