Хранитель Силы
Шрифт:
— Или принести в жертву, если не поедет?
— Да, я имел такие намерения, чтобы Господь увидел и остановил мою руку… Вы же знаете историю об Аврааме?
— А если бы не остановил?
— Тогда следует полагаться лишь на свою волю…
— Ситуация резко изменилась, барон. Вы в плену вместе с сыном. Вас я никогда не отпущу и в случае опасности — расстреляю. Но Томаса могу отпустить. Так подумайте о нем! Пока есть время!
— Буду молиться за него, — отрешенно сказал он. — Я полагаюсь лишь на высшую волю.
— Молись, — разрешил Пронский и вышел из машины. — Даю тебе три минуты.
Сыромятнов сидел на земле, привалившись спиной к переднему бамперу. Павшая на грудь голова делала его похожим на спящего. Вселенский громовой грохот над городом прекратился, и почти разом умолкли зенитные батареи. Слышался лишь треск и гул близких пожаров да редкие взрывы бомб замедленного действия.
— Где этот пацан? — Пронский поставил старшину на ноги.
— Это не пацан, — проговорил тот пустым, бесцветным голосом. — Хотел сказать — не человек… От него исходит смрад, и еще улыбается — не убьешь… Или безумный, или…
— Что — или?..
— Вы взяли меня за… духовный опыт… А его мало, или нет совсем! Меня отец учил… А я не пойму, кто был передо мной — ангел или отродье сатанинское?..
— Где парень?
— Я отпустил… Нельзя, коль не уверен… Но он сам идет под нож…
— Ты понимаешь, что сделал?
— Что тут не понимать?.. Отпустил, а он не уходит, не убегает. Вон, сидит…
Только сейчас полковник заметил черную тень в двух метрах от старшины, эдакий комок, сидящий на корточках.
— На твое счастье не убегает, — капитан взял Томаса за великоватый мундир, потащил в машину.
Генерал встретил сына как ни в чем не бывало, разве что воскликнул трепетно:
— Где ты был, Томас? Я начал волноваться…
— Гулял по саду, с русским солдатом, — сказал гитлерюгенд. — Там цветут вишни…
— Чему ты улыбаешься?
— Мне весело!
— Где твои путы? Русский солдат развязал тебе руки и ноги?
— Да, разрезал ножом…
— Томас, тебе следует молиться за него…
— Я за него… обязательно помолюсь, папа. На кинжале…
— Барон, время молитв закончилось, — отрезал Пронский. — Или прощайтесь с сыном, или выполняйте мои команды.
— Выбор сделан! Да, да, мой выбор — продолжение рода фон Вальдбергов, — он пропустил голову сына сквозь кольцо связанных рук. — Готов выполнять команды, князь, если вы сейчас же отпустите сына.
— Его отпускали — не уходит!
— Почему ты не уходишь, Томас?
— Я хочу быть с тобой, мой отец. Они погубят тебя, а я не дам сделать это. Я вырву им сердца…
— О чем ты говоришь? Ты болен!
— Да… Со мной что-то произошло, когда мы вошли в разбитый костел… Помнишь, был звук пикирующего бомбардировщика?.. А потом темнота… Это упала бомба, да? И мы теперь на том свете?
— Нет, мы живы! Мы остались
— Но почему на этом свете так плохо? Война окончилась?
— Забудь, забудь, Томас! Для нас все окончилось, и это замечательно! Я желал, чтобы ты оставил заблуждения, и это случилось чудесным образом… Теперь сними форму вермахта и переоденься в цивильный костюм. Где-то со мной был чемоданчик с одеждой для тебя.
— Мне хочется быть с тобой, мой отец….
— Нельзя. Я пленный. Мне нужно идти в русский плен, чтобы спасти тебе жизнь. Так на войне случается… Переодевайся и уходи!
— Хорошо, мой отец, — он взял чемоданчик и полез из машины. — Переоденусь и уйду.
— Продолжим, генерал. — Пронский сел с ним рядом. — Кто из высших чинов рейха контролирует погрузку ценностей и отправку самолета? Борман?
— Лично он. О готовности к взлету я обязан лишь доложить. Время его назначено на ноль часов четырнадцать минут.
— Сколько охраны будет с грузом?
— Девять офицеров…
— Они подчиняются вам?
— Да, по личному распоряжению Бормана я сам подбирал людей в бригаде СС. Экипаж и охрану.
— На каком аэродроме стоит самолет?
— Это один из специальных аэродромов, близ Луккенвальда…
— Сопровождают истребители?
— Да, три машины, до французской границы.
— Где предполагается заправка вашего бомбардировщика?
— Установлены дополнительные баки, перелет в Аргентину без заправки.
— Сколько человек экипажа?
— Два пилота, штурман и четыре стрелка.
— Почему так много стрелков?
— На самолете четыре пулемета, на все стороны света.
От истребителей сопровождения можно было избавиться еще над территорией Германии…
— Охрану придется оставить на земле, барон, — уже попросил Пронский. — Вам нужно отдать такой приказ.
Фон Вальдберг приуныл.
— Это сделать нелегко… Они дрожат за свои шкуры, и я опасаюсь обыкновенного мятежа, когда бомбардировщик оторвется от земли.
— Охране известно время вылета?
— Нет, его знаю только я…
— За пятнадцать минут до взлета дайте им грузовики и три часа на сборы, — посоветовал полковник. — Пусть возьмут с собой семьи и минимум вещей.
— Но брать семьи категорически запрещено!
— Мы их не возьмем, поскольку взлетим, как только офицеры СС уедут с аэродрома.
— Ах да… Это разумно. Но они поднимут тревогу, как только узнают.
— Нас уже будет не достать, — Пронский разрезал путы на руках и ногах генерала. — Насколько сильно охраняется мост через Хафель?
— Даже под бомбежкой заставляют выходить. Проверяют машины и документы. Боятся диверсии…
Капитан открыл дверцу и увидел, что старшина с Томасом в цивильной одежде стоят неподалеку от машины и изъясняются на пальцах — как два приятеля…