Хранитель забытых тайн
Шрифт:
— И хорошо сделали. Свои подозрения лучше оставьте при себе.
— Неужели вы не хотите найти убийцу вашего отца?
— Я думаю, что прошло, того не воротишь.
Правда, она должна кое-что обязательно рассказать ему, что-то очень важное. Только вот что, как бы вспомнить. Танцы утомили ее, голова кружится, к тому же эта жара, этот шум. Странно, ноги едва ее держат. Да-да, кружится голова. Лицо доктора Стратерна то маячит где-то далеко, то возникает совсем близко.
— Вам нехорошо? — гремит в ушах его голос, — Миссис Девлин! — Теперь он звучит неестественно глухо.
Она хочет говорить, открывает рот, но Стратерн уплывает куда-то, до него не докричаться. Зал вдруг начинает вращаться вокруг нее, сливается в разноцветное пятно, и она слышит, как откуда-то издалека голос его снова зовет ее. Ответить она уже не может, она падает куда-то, падает бесконечно долго, звуки куда-то пропали, ее накрывает полный мрак.
ГЛАВА 33
Четвертая
До колледжа Магдалины, где расположена библиотека Пипса, идти совсем недолго, минут пятнадцать, и прогулка обещала быть довольно приятной. Можно было, конечно, посмотреть, что есть о тахиграфии в Интернете, но зачем, если можно припасть к самому источнику? Так сформулировал проблему Эндрю, и Клер с радостью согласилась. Как все-таки хорошо жить в городе, где много библиотек, а в Кембридже их было более сотни, и город по праву гордился этим.
Они выбрали самый живописный маршрут, сначала на север, в сторону Бэкс, потом через колледж Святого Иоанна. Но как только вышли за пределы Тринити к реке, в глаза бросилась желтая лента, опоясывающая место, где нашли тело Дерека Гудмена. Клер отвернулась, стараясь не смотреть в ту сторону, и заметила, что Эндрю сделал то же самое. Но иллюзия приятной прогулки в холодный, ветреный осенний день — вот они вдвоем шагают в библиотеку, чтобы выяснить кое-что про какую- то тайнопись, — эта иллюзия тотчас рассеялась, и перед ними снова предстала довольно неприглядная реальность. Да-да, это иллюзия, с самого начала это была всего лишь хрупкая иллюзия, думала Клер.
Все лето она мечтала о той минуте, когда вдвоем с Эндрю Кентом она будет гулять по живописным берегам речки Кем или по тихим улочкам меж средневековых строений колледжа и разговаривать, разговаривать… о чем? Да разве это имеет большое значение? Она сотни раз представляла себе, как заглядывает в его серьезные, умные глаза, следит, как меняется их выражение, слушает его бархатистый, ласковый голос, его радостный смех.
Как наивны казались ей теперь летние мечты и фантазии! Она снова вспомнила Венецию. Особенно ту ночь, когда, расшифровав письма Алессандры Россетти, они с Эндрю шли по площади Сан-Марко к палаццо одного его друга, живущего на Большом канале. Господи, как хорошо им было друг с другом, как тепло и покойно. А теперь… Конечно, Эндрю неизменно с ней вежлив и обходителен, но Клер понимала, что прежней, постоянно нарастающей и крепнущей близости пришел конец. Теперь он вел себя с ней крайне осторожно, старался держаться на расстоянии, избегал ее взгляда. И говорить с ним было все равно что шагать по минному полю: везде подстерегает опасность.
— История убийства Роджера Осборна связана с историей принцессы Генриетты Анны, младшей сестры Карла Второго — он был старше ее на целых четырнадцать лет, — начал Эндрю, — Гражданская война в Англии разразилась, когда она была еще совсем ребенком, и, отправившись во Францию в изгнание, Генриетта Мария забрала с собой всех детей, кроме Генриетты Анны, посчитав, что путешествие для такой крошки окажется слишком трудным. Только через два года одна придворная дама тайно вывезла девочку из Англии, и, пока Карл Первый вел безуспешную войну с силами Кромвеля и парламента, она жила с матерью в Париже. Остаток жизни Генриетта Анна провела в обстановке французского двора. Сначала, пока Англией правил Кромвель, ее держали за бедную родственницу — Людовик Четырнадцатый ей и ее братьям и сестрам приходился двоюродным братом. В тысяча шестьсот шестидесятом году Карл Второй вернул трон, и Генриетта Анна заняла при дворе Людовика подобающее английской принцессе место. В тысяча шестьсот шестьдесят первом году, когда ей исполнилось шестнадцать лет, она вышла замуж за брата Людовика и своего двоюродного брата Филиппа, герцога Орлеанского. Конечно, альянс носил чисто политический характер, как и все браки особ столь высокого общественного положения, но этот был примечателен тем, что со стороны герцога не могло быть и речи о любви или даже привязанности: с женой своей он обращался грубо, а порой жестоко. По отзывам всех, кто знал Генриетту Анну, она была женщиной доброй, с душой тонкой и благородной. Послушная сестра, она обожала своего брата Карла и его кузена Людовика и старалась смиренно нести свой крест, но мне кажется, счастья в жизни она так и не повидала. В конце шестидесятых годов семнадцатого века Карл стал искать сближения с Францией. Казалось бы, между протестантскими Англией и Голландией было больше общего, чем между Англией и католической Францией, но голландцы постоянно нападали на английские суда, и собственными силами англичане бороться с этим не могли; заручившись же помощью Франции, Англия могла объявить Голландии войну. Однако политику сближения и союза с Францией нужно было держать в тайне: Англия совсем недавно подписала с Голландией и Швецией мирный договор, и нарушить его означало пойти против воли горластого парламента, воинственно настроенного против Франции и против католиков
— Но какое это все имеет отношение к смерти Роджера Осборна?
— Осборн входил в состав английской делегации в Дувре. Когда Генриетта Анна вернулась в Париж, он был одним из нескольких английских придворных, которые сопровождали ее. Никто точно не знает зачем. Перед самой смертью Генриетта Анна вручила Осборну золотой перстень и доверила ему какую-то тайну.
— Какую тайну?
— Никто этого не знает. Но долгое время многие предполагали, что между событиями той ночи в Сент-Клод и его убийством в Лондоне два года спустя существует связь.
Было не совсем ясно, как дневник какой-то безвестной женщины-врача может помочь заглянуть в тайну, скрытую в глубине веков, но Клер по опыту знала, что внимательное изучение подобных документов способно раскрыть и не такую загадку. Она убедилась в этом в Венеции, когда в письмах Алессандры Россетти своему кузену они с Эндрю обнаружили закодированные сообщения. Клер охватило волнение: она почувствовала себя на пороге нового открытия. А тот факт, что дневник написан врачом и к тому же женщиной — если, конечно, Робби Макинтошу не изменила память, — представляет собой особый, дополнительный интерес. Женщина-врач для конца семнадцатого века — явление весьма необычное, хотя и не уникальное. Клер в свое время читала о женщинах, профессионально работавших в этой области: повивальных бабках, зубодерах, костоправах, фармацевтах, хирургах. Но женщина-врач, которая лечит любовницу самого короля? Тема весьма интересная и многообещающая. Вот если бы быть точно уверенным в том, что Робби Макинтош говорил правду… Как-то подозрительно он вел себя, что-то его очень нервировало.
— Вы не думаете, что Робби Макинтош вел себя очень странно? — спросила Клер, когда, пройдя через двор церкви Святого Иоанна, они вышли на Магдалин-стрит.
— Робби? Да нет, нисколько, а в чем дело?
— Мне показалось, что он чем-то озабочен. Даже расстроен.
— Еще бы не расстроен. Погиб его научный руководитель.
— Нет, мне показалось, что его волнует не только это. Как будто…
Эндрю пронзил Клер скептическим взглядом.
— Вы что, собираетесь теперь подозревать в убийстве каждого встречного?
— Нет, конечно. Но согласитесь все-таки, что вел он себя странно.
— Почему вы так думаете?
— Потому что видела. Я наблюдала за ним.
— Вы же раньше его никогда не видели.
— Ну и что из этого?
— А то, что вам не с чем сравнивать.
— Не вижу, в чем тут разница.
— А разница тут огромная. Как можно знать, что кто- то ведет себя странно, если не знаешь, как он ведет себя в обычной ситуации?
— Это вовсе не обязательно. Странное — всегда странное, само по себе, и это всякому сразу видно. По крайней мере, нормальным людям это сразу бросается в глаза.
— Вы на что намекаете?
— А на то, что не очень-то вы чуткий человек, если не замечаете таких тонкостей человеческого поведения!
— Вы нарочно хотите меня обидеть, или у вас это получилось без умысла?
— Никого я не собираюсь обидеть. Просто говорю, что вы не всегда…
— …замечаю тонкости человеческого поведения?
Он презрительно фыркнул и прошел в арку, на которой по латыни было написано: «BIBLIOTECA PEYPSIANA 1724», что, видимо, означало «Библиотека Пипса», а также год ее основания.