Хранитель.
Шрифт:
К ним выбежала взволнованная Инна:
– Очнулась! – только и сказала Хранительница.
Саша, Люба и Костя вскочили на ноги и кинулись в больничный отсек.
Забежав в палату, Саша почувствовал, как рана на груди перестала болеть. Рита сидела на больничной койке, ее щеки порозовели, пальцы перебирали складки на пододеяльнике, волосы торчали во все стороны. Она выглядела так, словно просто долго спала.
Подняв глаза на вошедших, она вздрогнула и подтянула ноги к себе. Дикий взгляд прыгал по
Она не вернулась…
– Вы кто такие? – спросила она хриплым голосом.
– Рита, – позвал Саша, делая шаг вперед. – Ты…
– Уходи! – взвизгнула девушка.
Она вскочила на ноги, спрыгнула с койки и забилась в дальний угол палаты.
– Рита, это же я… – прошептал он.
Ком встал поперек горла.
– Уходи! – крикнула девушка, схватила вазу с тумбы и кинула в них. – Уходи! Где моя мама?! Где мама?!
Слезы встали в его глазах. Внутри похолодело. Он судорожно вдохнул.
– Рита, все хорошо, – Саша сделал еще шаг.
– Нет! НЕТ!
Она закричала, стукнулась головой о стену, попыталась вжаться в угол и принялась рвать волосы, продолжая выкрикивать «нет». Сашу парализовало. Люба выскочила из палаты и вернулась с Дашей. Врач держала шприц.
– Помогите- ка, – произнесла она.
Рита билась головой о стену, кричала и выла как сумасшедшая. Костя подскочил к ней, схватил за руки и обездвижил слабую от долгого лежания девушку. Даша сделала ей укол прямо сквозь ткань больничной сорочки.
– Держи, – произнесла Даша.
– Пусти! – закричала Рита. – Где мама?! Я хочу к маме! Пусти!
Она начала плакать, ее лицо исказила некрасивая гримаса. Саша не выдержал, оттолкнул Костю, схватил девушку и обнял так, чтобы она не смогла вывернуться.
– Я хочу к маме! – причитала она. – К маме!
– Тише, – зашипел он ей на ухо и принялся укачивать, как маленького ребенка. – Тише, тише. Скоро мама придет, все будет хорошо.
– Вышли, вышли! – шикнула Даша на Любу с Костей. – Кыш!
Рита пыталась оттолкнуть его, но очень скоро у нее кончились силы, и она безвольно прижалась к нему всем телом.
– Я хочу к маме, – простонала девушка тонким голоском. – Где мама?
– Скоро придет, скоро.
Он сел в низкое кресло, прижал ее к себе, качал и гладил по голове.
– А ты кто?
Сердце болезненно сжалось.
– Я…
– Ты добрый, – перебила Рита и прижалась щекой к его груди.
Он качал ее на руках, пока девушка впала в анабиоз и смотрела в одну точку.
На следующий день повторилось все то же самое, а потом снова. И снова. И снова.
Саша понимал, что он мучает ее, себя и Дашу, которой приходилось неотрывно следить за девушкой.
– Саша, – сказала врач, спустя пару дней. – Я, конечно, врач, но не психиатр. Это издевательство
– Ты же слышала, что происходит в дурдоме, – умоляющим голосом произнес он. – Как их обкалывают и превращают в овощей!
– У нее приступы каждый день, и каждый день я тоже ее обкалываю и превращаю в овощ! Саша, я понимаю, как тебе страшно, но мы издеваемся друг над другом.
Он долго молчал, глядя в глаза врачу. Даша смотрела спокойно, устало, словно давала ему время изучить ее взгляд, прочитать мысли.
– Я боюсь, – прошептал он. – Это будет значить, что я сдался.
– Нет, – строго возразила Даша. – Это будет значить, что ты любишь ее. Ей нужен психиатр.
Он сдался.
Ее забрали в психиатрическую клинику возле большого парка недалеко от их дома. Врачи поставили шизофрению, выделили ей палату и назначили дни, когда Саша мог приходить.
Рита не помнила никого и ничего, утверждала, что ей четырнадцать, за ней должна прийти мама, плакала, резко начинала смеяться или испуганно забивалась в угол и билась головой о стену. Но к Саше она относилась с теплотой, всякий раз забиралась к нему на колени и прижималась щекой к груди, смотрела в одну точку и долго сидела молча.
Психиатр сказал, что это не лечится.
Потянулись серые одинаковые дни, в которые он тешил себя надеждой, что Рита сможет выкарабкаться. Иногда он предавался мечтам, в которых все налаживается, она излечивается и вспоминает его. В реальности же она все так же звала маму, рвала на себе волосы и сидела у него на коленях, прижавшись щекой.
– Саш, – позвала Люба, подсев на скамью поздно вечером. – Саш, надо жить дальше, слышишь?
– Я не хочу, – бесцветным голосом ответил он. – Нет смысла.
– Не говори так, пожалуйста. Ты нужен нам всем, ты нужен ей. Но ты гаснешь.
Он усмехнулся, но глаза смотрели безучастно и пусто. На душе было тихо, без эмоций. Он – статуя. Экспонат в музее, которому давно пора сгнить в земле, но его зачем- то откопали, поставили на видное место и поддерживают какой- никакой приличный вид.
– Все неважно больше. Ты не поймешь.
Люба тяжело вздохнула и опустила голову ему на плечо.
– Я боюсь потерять тебя.
– Это уже неважно, – повторил Саша.
Отец пытался сделать его своим заместителем, заводил разговор всякий раз, когда сын попадал в поле его зрения.
– Мне нужна смена.
– Поставишь Любу, она талантливее, Хранители примут ее единогласно, – безучастно пожимал плечами Саша.
– После моей отставки, главой будешь ты, – отрезал отец.
– Нет, не буду.
– Не перечь мне! – отец ударил кулаком по столу, но тут же стушевался и устало потер переносицу. – Саш, я знаю, каково тебе. Но нельзя хоронить себя.
– И что мне делать?