Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
Вацлав внимательно посмотрел на бутылочку для пороха и спросил себя, не спит ли он. Если да, тогда ему снится кошмар. Если же нет, то…
– Солдаты называли своего предводителя Геник, – добавил второй крестьянин, которого не выбрали представителем, но он, тем не менее, до сих пор активно участвовал в беседе. – У них был с собой большой железный сундук…
– Украденная полковая касса! – воскликнул Мартиниц.
Славата, все еще погруженный в воспоминания, возразил:
– Но весь род Валленштейнов – католики! Тогда версия о протестантской армии не находит подтверждения.
– …и раненый, – закончил крестьянин. – Мы ожидали, что солдаты просто оставят его, но они убрались из деревни вместе с ним.
– Странно, – согласился Мартиниц.
Вацлав попытался сглотнуть, но во рту у него пересохло.
– Ваши превосходительства, – выдавил он и понял, что не чувствует губ, – ваши превосходительства, я должен высказать безотлагательную просьбу.
– Спроси его, в каком направлении убрались парни!
Крестьяне вздрогнули, когда дверь неожиданно распахнулась и на пороге появился запыхавшийся Филипп Фабрициус. Глаза у него покраснели, бледное лицо покрылось пятнами. Судя по всему, ночью ему почти не довелось спать. Первый писарь вынужден был держаться за дверную коробку. Пробежка, похоже, не пошла ему на пользу. Вацлав предположил, что коллега встретил Филиппа по пути из дома Смирицкого в канцелярию и поторопил его.
– Извините, – выдохнул Фабрициус и бросил на Вацлава растерянный взгляд, – я опоздал, так как…
– В следующий раз, если фон Штернберг чего-то от тебя захочет, спроси сначала нас! – пролаял Мартиниц.
– Разумеется, – согласился Филипп и попытался не показать, что совершенно сбит с толку.
– И что это было за послание?
– Насколько я понял, оно было запечатано, – вмешался Вацлав, поскольку Филипп не отвечал.
– Да, – поддакнул Филипп. – Было запечатано.
– Входи же и закрой за собой дверь. Для тебя есть работа. – Мартиниц милостиво махнул Вацлаву рукой. – А ты можешь идти.
– Ваши превосходительства, могу ли я попросить…
– Я уже сказал: ты можешь идти.
– Нет, дело в том…
– Фабрициус, чего ты ждешь?
«Ну хорошо, – упрямо подумал Вацлав, – тогда я не стану просить, а просто возьму себе отпуск. Я не буду ждать, пока…»
– Что я должен знать? – спросил Фабрициус, внезапно оказавшийся перед Вацлавом. Взгляд его умолял, хотя голос звучал невозмутимо. – Э…
Оба имперских чиновника с любопытством смотрели на своих писарей. Вацлав обнаружил, что он все еще держит в руке бутылочку для пороха.
– Лови! – закричал он крестьянам и намеренно бросил бутылочку так неуклюже, что они не смогли поймать ее.
Мартиниц и Славата отступили, когда с полдесятка серо-бурых фигур погнались за единственным доказательством, подтверждавшим их жалобу. Бутылочка для пороха подкатилась к ногам Славаты. Он невольно наклонился, хотя еще недавно ему было противно к ней прикасаться.
– Я сказал, что Штернберг послал тебя с сообщением в городской суд, – поспешно прошептал Вацлав, пока их начальники отвлеклись. – Филипп, мне позарез нужно уйти на несколько дней в отпуск!
– Ты с ума сошел? Учитывая нынешнюю ситуацию, в которой оказалось королевство?!.
Снаружи раздались громкие голоса и топот тяжелых сапог. Кто-то заколотил в дверь.
– Проходной двор какой-то, – проворчал Мартиниц.
Неожиданно в помещение ворвались с десяток мужчин, все в одежде для верховой езды и в сапогах со шпорами. Через мгновение комната наполнилась людьми. Славата и Мартиниц стояли как вкопанные.
– Вот дерьмо… – прошептал Филипп и, пытаясь убраться подальше, наступил Вацлаву на ногу.
Вацлав тоже узнал мужчину, который влетел в зал сразу за предводителем незваных гостей: Альбрехт Смирицкий. У него было багровое лицо, а в руке, затянутой в перчатку, он держал рапиру.
– Хватайте их! – заорал Смирицкий и ткнул пальцем в Филиппа. – Вот они где, крысиное отродье!
– Господа, что все это значит? – воскликнул Мартиниц. – Я вас попрошу!
Крестьяне, побледневшие от страха, забились в угол.
– Прекрасное убежище для мошенников! – заявил мужчина, который вошел в дверь первым и стал у окна. – С перспективой!
Лицо Мартиница стало красным, как дорогой итальянский плащ.
– Я вас попрошу! – закричал он. – Как я должен это понимать? Господин граф, объяснитесь, пожалуйста!
Предводитель сделал пару быстрых шагов и оказался возле Мартиница. Он размахивал руками подобно человеку, желающему засвидетельствовать перед всем миром, насколько велика его ярость. У него была густая, коротко подстриженная борода, и, когда он заговорил, сильный акцент резанул слух Вацлава.
– Вы хотите объяснений, Мартиниц? Будьте любезны! Пусть потом никто не говорит, что граф Генрих Маттиас фон Турн не предоставил своему врагу права на последнее желание.
– Что? – хрипло каркнул Славата и побледнел. – Как прикажете вас понимать?
– Вы все, – загремел граф Турн, – змеиное гнездо в сердце королевства. Мы выказывали терпение, как подобает добрым христианам, но оно лопнуло. Вы настроили против нас императора. Вы подговорили его послать нам письмо, которое даже собаке прочитать нельзя! Вы хотите войны? Вы должны испытать на собственной шкуре, каково это – идти к черту!
– Императорская привилегия была составлена на законном основании! – крикнул Мартиниц, тоже заметно изменившийся в лице. – И все, что там написано, соответствует истине!