Хранительница меридиана
Шрифт:
Ступая по самой кромке оконного отсветь, Грин пошел на поляну, где в первый день лагерной жизни играл в следопыта. Посреди поляны малыши построили снежную крепость. Грин стал ходить вокруг нее, обивая выступы. Вдруг ему почудились шаги. Грин отбежал к елям и спрятался в тень.
На поляну вышла девочка.
— Лида? — позвал Грин.
— Саша?
У Грина болезненно сжалось сердце. Он вышел на свет.
— Это я, — сказал он.
Лида близоруко сощурила глаза.
— Ах, это ты, Грин! — В ее голосе прозвенело раздражение. — Какую глупую
— Лида, — сказал Грин. — Я хочу тебе сказать… Мы ведь завтра уезжаем. Лида, я не Грин. Меня зовут Сережей.
— Сережей?
— Да, Сережей. — Грин посмотрел ей прямо в глаза. — Это гадко лгать, правда?
Конечно, но ты напрасно сказал мне свое имя. Грин — это романтично! А Сережа?.. — Лида пожала плечами.
Грин вспыхнул.
— Эх, ты! А я думал, что ты хорошая! А ты красивая но злая. Даже Сашка боится тебя.
— Шиков?
— А кто же еще! Он целых три года не может сказать, что хочет дружить с тобой.
— Гринчик, какой ты еще маленький! Но ты скажи своему Сашке, что он дурак.
— Почему?
— Почему, почему!..
— Постой! — догадался Грин. — А как же Морозов?
— Ну что вы пристали ко мне с Морозовым? Я с ним дружу, но это совсем другое. Гринчик, милый, ты не обижайся. Ведь мы с тобой друзья, правда?
Лида нетерпеливо поправила шапочку.
— Ну, я пойду, Сережа. Там танцуют.
— Иди. Лида медлила.
— Дай мне твой телефон, — сказала она наконец.
— У нас нет телефона.
Тогда адрес.
— Пожалуйста. Дмитровская, пятнадцать, тридцать три.
— Дмитровская, пятнадцать, тридцать три, — быстро повторила Лида, и Грин понял, что адрес она спросила из вежливости, что через минуту она забудет его.
В палате было пусто. В углу стояли сложенные раскладушки, чемоданы, на двери висело осиротевшее расписание дежурных. В палату заглянул Александр Сергеевич.
— Грин, чьи у тебя лыжи?
— Петины.
— Сдавай скорее! Звонили из города: машины в пути.
— Я сейчас! — Грин торопливо, через ряд, шнуровал лыжный ботинок.
На горках никого не было. Грин стоял над трамплином и раскатывал лыжи. Сколько раз он падал здесь? Грину было досадно, что его никто не видит сейчас. Вдруг из-за холма, шлепая короткими лыжами, выполз карапуз. Грин обрадовался. Пусть посмотрит хоть этот лопоухий. Но лопоухий, увидав незнакомца, повернул назад.
— Не везет, — усмехнулся Грин.
Он отставил палки и шагнул вперед.
Короткий посвист ветра, прыжок — и неуловимое мгновение полета.
— Вот как надо! — подмигнул Грин сам себе. Он забрался на гору. Победу нужно было закрепить. И вдруг ему сделалось страшно. А что, если он упадет и все повторится? Падения, бесконечные падения. Чем больше он думал, тем сильнее был страх, и он уже не мог не повторить прыжка.
— Ай да мы! — засмеялся он радостно, когда лыжи после короткого полета унесли его к рыжей незамерзшей речушке.
В лагере волновались.
Машины ревели
— Так где же он? — возмущался Александр Сергеевич.
— Придется искать. — Начальник был зловеще спокоен.
— Идет! — крикнул вдруг Шиков.
Грин выскочил из леса и бежал к дачке.
— Грин! Сюда! Твои вещи в автобусе! — замахал руками Александр Сергеевич.
Грин подбежал.
— Простите… я сейчас. — Он сбросил лыжи, сел на снег и стал расшнуровывать ботинки. Ему подали другие.
— Где ты был? — спросил Александр Сергеевич.
— Неважно, — махнул рукой начальник. — Наконец-то всему этому конец.
— Я прыгал с трамплина, — сказал Грин. — И знаете, я не упал. Два раза прыгнул и не упал.
— Поехали, поехали! — торопил шофер.
— А лыжи куда? — спросил Грин.
— Лыжи возьмут. Садись.
Грин вошел в автобус. За ним, уже на ходу, прыгнул Александр Сергеевич, и дверь плавно закрылась.
— А все-таки я его одолел, — сказал Грин Пете.
— Что ты там еще одолел? — спросил Шиков.
— Трамплин, Саша. Самый большой трамплин.
Грин привстал и долго смотрел в заднее окно на убегающую дорогу. Лагерь становился все меньше и меньше, и все события, происшедшие в нем, трогательными и смешными. Это всегда так: издали прошлое кажется хорошим и легким.
— Прощай, капитан Грин, — Сережа незаметно кивнул высокой щетине елок, и глаза у него стали грустными.
БЕССМЕРТЬЕ
РЕСПУБЛИКА ДЕТЕЙ
Сколько лет терпели этот дом взрослые — неизвестно; ребята ненавидели его всю жизнь.
Взрослые каждое лето подновляли его: меняли сгнившие бревна, налаживали водосточные трубы, перекладывали печи. Ребята вредили дому: рисовали на нем страшные рожи, дразнили его обитателей, кирпичами в него кидали…
Дом был длинный, узкий. В черном коридорчике, возле бесконечных дверей, чадили керогазы. Опутанный бельевыми веревками, дом косо выпирал из-за помоек, и от него на всю улицу несло отвратительным смрадом и кислятиной.