Христианин в языческом мире, или О наплевательском отношении к порче
Шрифт:
— А что для Вас является главным чудом в жизни, что Вы часто вспоминаете, что поддерживает Вас на Вашем миссионерском пути?
— Для меня самое значимое чудо это то, что было со мной в день моего крещения. Господь дал пережить благодать Таинства крещения, полноту радости. Для меня это гораздо важнее, чем другие свидетельства, которые я читаю в книжках. Когда я крестился, мне было уже девятнадцать лет. Это был шаг от Бердяева к Церкви, от идеи о Боге к живому Христу. Т.е. я вошел в Церковь и не вышел… и, надеюсь, — не выйду. Для меня это первое и самое большое чудо.
— А каким было последнее чудо в Вашей жизни?
— 24 марта 2004 на лекции, которую я читал в Ухте (город в республике Коми) разгорелась дискуссия, точку в которой поставил, однако, отнюдь не я. Не вполне трезвый мужчина начал настаивать на том, что «сатана — это неудача Бога». Вышло, мол, нечто отнюдь не предучтенное Творцом… Не вполне трезвый громкий и самоуверенный, он, держа руки в карманах, обличал Бога. Умолкнет минут на десять — и снова настаивает на своем любимом тезисе. И вдруг, когда центр разговора вновь переместился в другую точку зала, раздался хрип и стук: мужчина упал, тяжело дыша. Через несколько минут он скончался. Бог ли прекратил нарастание богохульств или сатана взял свою добычу — в любом случае кончина 61-летнего Виктора оказалась печальной. Осталось добавить, что лекция была по булгаковскому роману «Мастер и Маргарита». Булгаков сам писал, что этот роман — о дьяволе. О нем преимущественно и шла речь на лекции. Два обморока и одна смерть обнажили духовное состояние светской аудитории, преимущественно состоявшей из учителей городских школ. Врачи же, производившие вскрытие, потом сказали, что «показаний к смерти не обнаружено»…
Это чудо печальное. А вот чудо на границе добра и зла.
24 марта 2003 года. Фонд апостола Андрея Первозванного в этот день в Храме Христа Спасителя проводил заседание организационного комитета по программе Всеправославной молитвы «Просите мира Иерусалиму». По окончании официальной части президент Фонда А. В. Мельник пригласил меня в свой офис на Ордынку. Мы решили, что наше знакомство и беседа заслуживают того, чтобы обрести посредника в «коммуникационном процессе» — в виде бутылки виски. И вот после тоста ставлю я рюмку на стол — а она начинает двигаться. Едет так сантиметров пятнадцать по прямой к краю стола и медленно и неравномерно вращается вокруг своей оси. Все семеро присутствующих изумленно глядят за ее медленным путешествием. МИДовец, сидящий между мною и Мельником, пробует подставить руку с краю стола, чтобы успеть ее поймать, когда она-таки свалится. Я успеваю сказать: «да тут у вас прямо полтергейст какой-то!». Честно говоря, начал я эту фразу с намерением пошутить, но по ходу произнесения понял, что это и в самом деле оно самое. И тогда вместо того, чтобы прикасаться к этой рюмке рукой, издалека крещу ее. Она тут же стала — за пару сантиметров до краешка стола.
Спрашиваю хозяина: освящен ли ваш офис. Он говорит: «нет, мы только что сюда переехали, еще месяца нет. А освящение планировали после Пасхи»… Очевидно, от старых хозяев осталось дурное духовное наследие.
О таких событиях я много слышал от священников, но сам увидел впервые.
И , наконец, чудо просто радостное и обыденное: сплошным чудом была для меня зимняя пора 2003-2004 годов. С октября по март мне пришлось прочитать лекции в 90 городах мира на пространстве от Сахалина до Парижа (при этом еще не прерывая курса своих лекций в МГУ)…
— А с чем была связана такая интенсивность работы и передвижений?
— Тут сошлось и множество приглашений и избирательная кампания. На парламентских и на президентских выборах я сотрудничал с Сергеем Глазьевым. Поскольку за это время политика мне изрядно надоела, сразу скажу: для меня такое сотрудничество было интересным как возможность сделать церковное дело на нецерковные средства. Можно было позвонить в заведомо бедную епархию, приход и сказать: «Сможете ли вы организовать мою работу, если ни за нее, ни за дорогу платить будет не нужно». Кстати, меня порадовало, что отказов не было. Не знаю, достиг ли Сергей Юрьевич в этих кампаниях тех целей, которые он сам перед собой ставил. Но могу сказать одно: десяткам тысяч людей он подарил возможность таких встреч и разговоров, которые для них были интересны.
— А церковь ведет какой-то реестр чудес? Исследует их?
— Иногда. Но православие по своей сути чуждо пиаровским технологиям. У нас не в чести публичность.
— Уже давно ходят слухи о том, что при Московской патриархии есть некий секретный научный отдел, собирающий и систематизирующий сведения обо всем сверхъестественном, чтобы попытаться определить, что от Бога, а что от дьявола…
— В исповедальном порядке расскажу вам об одном из самых крупных своих церковных разочарований. Когда я лет двадцать назад учился в МГУ на кафедре, носившей громкое имя «Истории и теории научного атеизма», в спецкурсе по современному состоянию русской церкви нам неизменно подчеркивали: церковь активизирует работу с молодежью, церковники разрабатывают программу возрождения веры и т. д. А потому, дескать, мы, атеисты, тоже должны активизироваться, чтобы противостоять их проискам. В общем, все по логике: «баран нарочно рога отрастил, чтоб на волков охотиться». Я искренне этому верил и надеялся: хорошо, что Церковь крепнет и далеко планирует свою работу. А затем, когда переступил порог церковной жизни и поработал во всех интеллектуальных центрах русской церкви: в Московской духовной академии, в Московской Патриархии, в синодальных отделах, то с удивлением и некоторым разочарованием убедился: ничего подобного нет. Нет центра, который занимался бы глубинными научными разработками, прогнозами, составлял долгосрочные программы и при этом контролировал бы их реализацию. Наша церковная жизнь строится по принципу «раздражение — реакция»: появилась сиюминутная проблема, стала очевидно-неотвязной — и лишь тогда начинается поиск выхода (чаще — ухода) от нее.
— Но разве чудесные проявления — это не то, что должно интересовать церковь в первую очередь?
— Чудо для религиозного человека в порядке вещей, поэтому и научного центра по «чудоведению» у нас нет. Помните фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Барон составляет распорядок дня: объявить войну Англии, слетать на Луну… Чудеса включены в его повседневный график. Ну вот, таков и распорядок дня религиозного человека: я иду в храм на водосвятный молебен, чтобы получить святую воду, которая будет меня исцелять и защищать, — следовательно, на это чудо у меня предусмотрено полчаса… Так что странным, пугающим и печалящим было бы отсутствие чудес.
— Если Вам будет рассказывать о приходе в Церковь человек, которого поразило произошедшее с ним чудо… Вы поверите?
— Конечно, это возможно. Только теперь я буду просить человека выстроить свою веру на более твердом основании, на слове Божьем, на знании церковного учения, с тем, чтобы новое чудесное потрясение, которое может с ним произойти, не вытолкнуло бы его из Церкви.
— Существуют чудеса, которые казалось бы признаются и наукой: так называемая Туринская Плащаница, сошествие Благодатного Огня. Но есть мнение, что чудо является чудом только тогда, когда не признается наукой.
— Величайшее чудо — это существование мира, существование жизни человека. И существование жизни признается наукой. Но меня всегда смущают регулярно повторяющиеся чудеса.
Когда мне говорят, что всегда вот в этом месте, в это время происходит чудо, я настораживаюсь. Когда мне говорят, что на Пасху всегда солнышко светит или на Благовещение птички гнезда не вьют…
Это меня несколько раз понуждало приглядываться. Пасху 2000-го года я встречал в Праге, так там просто снегопад был, там солнышка совершенно не было видно.
Видите ли, Бог христиан это Бог тактичный: Он не насилует свободу человека. И Господь в Евангелии не чудесами вытягивал веру, но в ответ на веру творил чудеса.
Вы упомянули Туринскую Плащаницу. Это чудо настолько тактичное, что тот, кто желает, видит в нем чудо, тот кто желает, видит подделку. Есть научные доводы и в пользу аутентичности (т.е. я могу признавать плащаницу отпечатком Иисуса из Назарета и в этом не будет ничего погрешающего против научной добросовестности), и в пользу того, что это творение более позднего времени, неизвестно как сделанное.