Христианские древности: Введение в сравнительное изучение
Шрифт:
При строительстве базилики Эдикулу не скрыли под алтарем церкви, но облицевали мрамором, оставив вокруг свободное пространство и использовав как архитектурный центр сооружения, аналогично часовне Гроба Господня, стоявшей во дворе иерусалимского храма Вознесения. Возможно, Константин выбирал «реликвию» для строительства базилики, ориентируясь на святыни Палестины. Так или иначе, но к 333 г. Евсевий будет уже иметь право написать о Петре: «Он известен во всем мире, даже в странах Запада, и память о нем у римлян еще более свежа, чем память о всех тех, кто жил до него — настолько, что его почтили прекрасной гробницей, вознесшейся над городом. К этой гробнице притекают бесчисленные толпы из всех концов Римской империи
2. Век великих дискуссий [76]
Международные конгрессы христианской археологии: великий дискуссионный клуб
Перефразируя мрачную шутку, можно сказать: нет материалов — нет проблем, есть материалы — есть проблемы. Обилие конкретных исследований и вал открытий привели к спорам, которые в области церковных древностей никогда не звучали так громко, как во второй-третьей четверти XX в. О дискуссиях вокруг конфессионального подхода и споре между «классиками» и «церковниками» уже сказано. Но, разумеется, главные противоречия находили отражение и при обсуждении конкретно-исторических вопросов, прежде всего проблем происхождения церковной архитектуры, сложения христианской иконографии и др.
76
Основано на: Krautheimer, 1969; Krauthheimer, 1986; Mango,] 974; Frend, 1996; Сен-Рок, 1998; Хрушкова, 1998, а также трудах МКХА.
Самой постоянной, удобной и заметной ареной «баталий» и, в конечном счете, решения важнейших споров с середины нашего столетия стали Международные конгрессы христианской археологии (МКХА), начатые когда-то де Росси. На их истории остановимся специально, выделив наиболее известную дискуссию о происхождении церковного здания в отдельную тему. Второй конгресс (Рим, 1900), под председательством Дюшена, как и первый, еще не был общеевропейским, но в нем участвовали такие ученые, как Гзелль, Делаттр и Булич. Два следующих, в Равенне (1932) и Риме (1938), были в основном заняты обзорами накопленных материалов. Однако перед конгрессом в Риме была поставлена и специальная задача «рассмотреть действительное происхождение христианской базилики». Может быть, тема не была самой актуальной. Было что обсуждать и без этого: остро чувствовалась необходимость в обобщающих работах и в разработке новой методики. Но выбор тем для конгрессов целиком диктовали историки архитектуры и проблемы исторические (такие, как формы перехода от язычества к христианству; распространение христианства и следы миссионерской деятельности; взаимоотношения правоверия и «диссидентства») — оставались вне пределов обсуждения.
В послевоенное время конгрессы, начиная с пятого, который стал поворотным пунктом в их истории (1954, Экс-ан-Прованс, Франция), стали проводить регулярно.20 До этого на конгрессах была представлена в основном уже хорошо знакомая нам римская школа, интересы которой ограничивались древностями римско-католической церкви. Теперь была осознана необходимость параллельного изучения материалов западного и восточного христианства. Важную роль в этом сыграли усилия одного из организаторов конгресса, много лет работавшего во Франции А. Н. Грабара. Он предложил для пятого конгресса такую «объединительную» тему, как история баптистерия, вылившуюся затем в многолетний исследовательский процесс.21
Шесть конгрессов (начиная с Трирского, 1965 г.) были заполнены представлением и обсуждением новых материалов. При этом можно наблюдать известное притупление остроты и снижение масштаба дискуссий, чему есть несколько причин. Во-первых, новые материалы позволили дать первые удовлетворительные ответы на ряд «вечных» вопросов христианской археологии; стало интереснее
«Информационный натиск» сдерживался тем, что каждый конгресс стремился работать в рамках определенной, заранее избранной темы. Например, IX Конгресс в Риме (1975) был посвящен христианству в доконстантиновскую эпоху. Он стал шагом вперед, к полному включению христианской археологии в область исторических наук. Был вновь поставлен простой и очень старый вопрос: что можно считать типично христианским в древнейшую эпоху? Один ответ уже созрел: во всяком случае, не особые архитектурные типы зданий. Хотя открытие церквей, скажем, III в., еще вполне возможно (достаточно вспомнить о Дура-Европос; о двух «палатках» в катакомбах Калликста, доказывающих, что помещения для поминальных служб были известны уже в III в.; об упоминаниях церковных сооружений в литературе) — речь может идти только о приспособлении тех или иных сооружений к нуждам церкви, но не об особой типологии.
Темой XI Конгресса (Лион, Вена, Гренобль, Женева, 1988) стал вклад христианства в сложение позднеантичного общества и христианского города переходной эпохи; она формулировалась как «Епископ и Город».23 XII МКХА (Бонн, 1991) рассмотрел проблему паломничества— сюжет, весьма активно исследуемый в западной историографии XX в. Первый же вышедший том трудов представляет собою великолепный компендиум по этой теме, вобравший главные результаты многолетних исследований ведущих ученых и последние открытия молодых археологов.24
ХIII Конгресс (сентябрь 1994), последний из состоявшихся, был посвящен памяти де Росси и потому проводился, как и первый, в г. Сплите-Порече (Хорватия) (Actas, 1997). Естественно, что в обобщающих докладах подводились итоги христианской археологии за столетие, обсуждалась деятельность де Росси и работа I Конгресса, причем в одном из докладов была поднята тема параллельного развития изучения религиозных древностей в России и Европе.25
«Действо о Базилике и Мартирии»
Проблема происхождения христианской архитектуры получила столь важное место в дискуссиях XX в., была поднята на столь принципиальную высоту и принималась многими учеными так близко к сердцу, что невольно хочется писать названия двух основных объектов спора, базилики и мартирия, с большой буквы, а самую дискуссию очень соблазнительно разыграть в жанре средневековой мистерии. История этого «диспута», сегодня кажущегося немного надуманным, в чем-то даже интереснее, чем его конкретные результаты.
Особенно это верно в отношении метода. В XIX — нач. XX в. господствовал методический подход, который принято называть типалогическим, то есть стремящимся в первую очередь изучить формальные характеристики объектов, а затем подразделить их на родственные группы. (Mango, 1985, 7–9). Это диктовалось двумя причинами. Во-первых, такой подход удобен на этапе первичного накопления информации. Во-вторых, сказывалось воздействие метода классификации, основанного на представлении об эволюции и сложившегося в естественных науках (первенство которых в XIX в. было очень заметно). Исследователи базилик, подобно натуралистам, стремились разделить здания по «видам» и проследить те эволюционные изменения, которые они претерпевали; их как бы уподобляли живым организмам. Типологический метод охотно восприняли историки искусства, привыкшие иметь дело с формой.26 Но применение его к изучению зданий, объектов в первую очередь утилитарных, могло иметь лишь ограниченный успех.