Христос был женщиной (сборник)
Шрифт:
И в то самое утро, когда они с Павлушей намылились в Майами – надо же поднакопить тепла перед возвращением в пасмурную, холодную Москву – бац! Банковский обвал. Рушится рынок акций вместе с немалой частью Евиного основнячка.
Стандартные, но ни в коем случае не суматошные действия занимают целую неделю. Мозг работает только на настоящее. Ни шага назад. Нельзя проматывать умственную энергию на сожаления типа «если бы раньше сделать то и то…». Да и вообще – эмоции забудь! Не пускай мысль шляться в ту сторону, где это самое болото «чуйств», поводок на нее надень. В
Пока даже стиль жизни можно не менять. На год вперед оплатила учебу детей: к дочери в Гарвард сама слетала, а к сыну в Берн направила Пола. Всякий раз приходится неприятно напрягаться, чтобы вступить с бывшим мужем даже в электронный контакт. Но надо. Сумела сохранить связь, чтобы не лишить Вовку отца.
Ради непрерывности контакта пообсуждала кризис. И правда любопытно: вдруг он что-то понимает в творящемся. Какое! «Это у них кризис, нас он не коснется!» Пока гром не грянет – русский мужик не перекрестится… Типичная реакция не только недалекого Пола, но и тех, кто у власти. Опасно.
Никто не понимает, что происходит, почему так случилось, надолго ли, что делать…
И со здешними зубрами переговорила: глухо. Что-то не похоже на рядовой системный кризис, которые происходят время от времени. Вниз-вверх – обычная динамика, поступательное движение экономической спирали.
Но на вопрос «почему?» все же есть убедительная версия. Два виновника. Первый – глава чикагской школы экономики Милтон Фридман. Сочинитель концепции свободной, нерегулируемой рыночной экономики. Насаждали ее жестко, не считаясь с гуманитарными мерехлюндиями.
Второй демон – психолог Дональд Евен Кэмерон, профессор из Института имени Аллана при Университете Макгилла. Этот еще в 1950-х годах удумал такое учение, что электрошок, разрушающий самотождественность личности, способен очистить психику пациента от ущербности, отбрасывая его в младенческое состояние. Вроде дарует вторую попытку…
Что имеем теперь в результате их идей? Свободный рынок, насаждаемый шоковыми методами.
У американской цивилизации исторические корни все-таки покороче европейских. Там уже было барокко, Просвещение, когда Новый Свет начинал с «чистого листа». Молодая социокультура, состязаясь со Старым Светом, пошла всем навязывать свои образ и подобие: мол, созидаем из ничего, из хаоса. Тоже ведь: кто был ничем…
А если это коллапс? Если прежнее навсегда рухнет?
Похоже на катастрофу без перспективы на спасение, потоп без праведника Ноя.
Кто-то спасется…
Бабка-дворянка надеялась пережить октябрьский кризис. Была уверена, что пролетарский бардак долго не продержится. А она-то выстоит и семью спасет. Припрятала бриллианты. Но… В начале голодухи велела верной прислуге снести пару серег в скупку. Выследили и обчистили. Все украли. Тогда бабуля вывезла семью на подмосковную землю. Питались тем, что вырастили. Бабуля дожила до восемьдесят девятого, ушла в конце депутатской говорильни. Успела обучить внучку искусству жить и не пенять на политику. Так и умерла, не поверив переменам.
«А! Буду на своем участке выращивать
Лучи были как пузырьки в шампанском. Взбудоражили. Она выскочила нагишом на крыльцо. Свет бьет прямо в глаза. Рука сама летит ко лбу и как козырек защищает от удара. Приноровившись, Ева оглядывает свои владения. С молоденькой яблони облетели последние листья, и на самой высокой ветке (на цыпочки встань – дотянешься) – светло-зеленый шар. Первый плод раннего материнства.
Ева с яблоком. Обнажена…
Никуда никогда не денется.
К американскому теплу Ева с Павлушей все-таки полетели. Из Нью-Йорка в Майами.
На океанском берегу захотелось услышать музыкальную фразу, рожденную Кристой, ее «ал-ло-о-о». Голос мира, не управляемого, а всего лишь удобряемого финансами. Отравляемого…
– Ева?.. – дребезжит в ухо.
Плоховато слышно. Да еще и технический прогресс лишил мелодии. Нет «алло-о-о». Вместо него Криста вслух прочитывает имя, высветившееся на экране мобильника. Ни звонкости, ни модуляций. Не отвечает на первое «как у тебя?», а спрашивает про Евины обстоятельства. Подробности хорошо слушает.
Когда и второе «как?», и третье остаются без ответа, Ева уже догадывается, знает, в чем дело. Бывший московский приятель, а ныне здешний туз говорил, что Кристина газета вообще может закрыться. Да и их Ефим в интернетовском интервью пощеголял отвязанностью: мол, каждый день увольняю по несколько человек. Цинизма теперь не скрывают, теперь это не стыдно. Распиная людей, осеняют себя и своих жертв словом «кризис».
– Мне пришлось расстаться с газетой, – наконец выдавливает из себя Криста.
Уже неплохо. Не униженно. И грамотно: не употребляет свое «я» в оскорбительном наклонении. С какой бы иронией ни говорилось: «меня сократили-выгнали», «мне коленкой под зад дали», – суть не скроешь: так говорит человек несамостоятельный, который низко себя ценит. Благородный уважает всех людей, но более всего – себя.
Эх, не миновала Кристу сия чаша…
И Ева тут же проговаривает все, что приходит в голову:
– Издали я мало что могу… Тебе нужно срочно найти работу. Сейчас везде пойдут сокращения и банкротства. Журналистское место… Вряд ли… Но через полгода вообще придется соглашаться черт знает на что. У тебя же с английским нормально… Моя бывшая ученица держит курсы иностранных языков. Там неплохо платят… Алло! Алло!
Тишина в трубке. Ева смотрит на неживой экран: батарейка… Чтоб ее! И Павлушка свою трубку оставил в номере. А ушли уже далеко, гостиницу не видно, впереди только береговая полоса, сзади – то же самое…
Она разворачивается, делает два вязнущих шага и – стоп. Решительно снимает кроссовки, подвертывает брюки, чтобы свободно, не заботясь о набегающей волне, идти по твердой кромке песка. Лететь.
Надо поскорее восстановить оборванную связь. Пусть на ум не приходит пока ничего конкретного в помощь Кристе, но хотя бы не усилить ее одиночество, брошенность – почти неизбежные чувства в ситуации распятия.