Христос был женщиной (сборник)
Шрифт:
А может, это, наконец, он, отец?
– Ал-ло-о… – замирая-заклиная, оттягивает Криста.
– Извините, не рановато?
Не он…
Кто это? Неловко, что не получается сразу опознать ровный женский голос. Что-то растерянное, отчаявшееся доносится из самой его глубины…
– Нет, я давно встала… – поспешно уверяет Криста. И мысленно одергивает дурное предчувствие: не драматизируй, не придумывай трагедию там, где ее нет!
Незнакомка звучит вежливо и нестаро.
Из ровесников – и на «вы»?
Круг сужается, в голове уже брезжит догадка, но тут и абонент приходит на помощь:
– Это Лина. Хочу попрощаться перед отъездом.
Лина? Лина Линькова? – снова теряется Криста.
Не без усилия вспоминает невысокую, завидно худощавую брюнетку. Ласковую без приторности… Но ее доброжелательность пока не проверена на прочность… Лина фотографирует, музыку сочиняет, интервью берет у знаменитостей маргинального искусства… До сих пор удивительно, что она, как случайно выяснилось, – жена Матвея. Сколько раз их видела у Евы, но сама бы не догадалась, что они – пара. Никогда рядом не садятся, друг друга даже взглядом не касаются, не то что обняться или поцеловаться…
Именно эта Лина ей звонит… Ни за что бы не подумала. Впервые ее хриповатый голос выскочил из телефонной трубки.
Попрощаться хочет… Перед каким отъездом?
Если в служебном контексте начинают говорить загадками, Криста строжеет, не вступая в игру «угадай, кто я». Стоит поддаться, и ты незаметно из хозяина положения превращаешься в просителя. Особенно умело мухлюют возлепенсионные хитрецы. Подкоркой чувствуют, что с Кристой можно поспекулировать на своем возрасте. Что она им посочувствует. И правда, чем больше молодых шакалов действует по принципу: «Старик? Скорее подыхай!», тем осторожнее и почтительнее она со старшими. Но и дурочку из себя делать как-то не хочется.
Обычно она напрягается, сдерживая первый, инстинктивный порыв прийти на помощь, и молча ждет, когда безмолвие, как вакуум, высосет из звонящего точную и информативную формулировку.
Но не сейчас прибегать к вынужденному приему. Ее с Линой не связывает никакое дело. Рядовая двоюродная приятельница.
Та же вдруг говорит:
– Пришлите, пожалуйста, ваши последние статьи. Мне, наверное, дадут прочитать в Цюрихском университете несколько лекций по современной культуре. У Матвея на год профессорское место, а я буду вас бесплатно пропагандировать.
«Бесплатно…» Словцо царапает.
– Кх-кх… – Криста прочищает горло, уговаривая себя, что это не намек. Просто девушка обмолвилась…
– Мой электронный адрес знаете? – не споткнувшись о покашливание, меланхолично продолжает Лина.
Криста прижимает трубку плечом и бегом к кухонному окну. На холодном граните подоконника всегда лежит блокнот с отрывными листками и шариковая ручка – из тех, что щедро раздают заинтересованные издательства на презентациях своей продукции.
И хотя она уже знает, что:
намерение тебя прочитать,
реальное чтение,
усвоение, понимание твоего месседжа – это три разные ступени, не находящиеся в причинно-следственной связи, все равно сердце шепчет: спасибо. Хочется сразу, немедленно сделать для Лины что-то важное, нужное. Слов тут недостаточно. У мало-мальски воспитанной особи благодарственные формулы выскакивают автоматически, и признательность быстро улетучивается… Если за словами не следует поступка, произносящий их человек всего лишь обманывает себя: мол, расквитался. Успокаивает совесть. Тот, у кого она есть.
Но как быть сейчас? Что можно сделать почти незнакомому человеку?
Первый, легкий и, в общем-то, правдивый ответ – ничего.
Но она же позвонила… И для себя ни о чем не просит…
Что-то же ей надобно.
Или интуитивно знает, что Криста может ей помочь, или наугад всех обзванивает… Что-то у нее неладно…
Попрощалась с Линой, а тревога уже начинает пульсировать где-то внутри, у солнечного сплетения. Темная тревога. К черному все липнет…
Теперь Кристу пугает и то, что сегодня пятница, тринадцатое, и ничейная черная кошка возле мусоропровода…
Не греши! Предрассудки, кыш отсюда! Со мной ничего не случится!
А если не во мне дело?
Думай, добирайся до корня!
Переписывая латинские буквы Лининого электронного адреса в компьютер, Криста напрягается, чтобы вспомнить, когда они с ней познакомились, и вычленить линию их немногих встреч. Такой рентген отношений помогает поставить диагноз.
Где начало?
Может, полгода назад, у Евы? Была Лина в числе тех, кто слушал там Кристины откровенности? Слишком искренние из-за неопытности в публичном говорении. Ой-ёй! Краснею… И теперь стыдно.
Была или не была? Не прописалось в памяти. Там было столько всего…
Старательная
Криста
Разговор с Линой окончен, а Кристины мысли все еще буксуют в прошлом. Она по привычке сует в задний карман джинсов включенный мобильник – оживляет связь с сегодняшним миром – и выбегает из дома. Конура назойливого консьержа зашторена. Облегчение. Любой догляд напрягает.
От быстрого шага, выведшего ее на крылатский простор, тревога подтаивает. С весны до осени заповедный луг (его однажды уже распахали, но общественность пока отстояла от застройки соблазнительный кусок природы) несколько раз меняется в масти, но всегда главенствуют два цвета. Теперь луг зеленый и белый. Белизна ромашково-одуванчиковая.
Криста сбегает на пологий кусок велодороги, серпантином накинутой на здешние холмы, продолжая не без удовольствия прокручивать в памяти тот первый Салон.
Пошла туда, чтобы расширить знакомства. Вдруг кто-нибудь нечаянно выведет ее на тех, кто что-то знает об отце. Кто-то же знает! В идеале – просеять бы всех жителей России, планеты…
Эх, так и не удосужилась записать свою тогдашнюю речь… А ведь в процессе говорения ввинтилась в другую реальность… Отчетливо помнится редкое ощущение, когда в голове начинает звенеть и язык без препятствий подхватывает слова – одежку для мыслей, а идеи, экономно и ладно экипированные, уже сами собой выстраиваются в цепочку. Структурируется хаос.