Хромой Бес

де Гевара Луис Велес

– Побуду пока с вами, – сказал Герцог, – тут скорее выиграешь.

Разумеется, ни тот, ни другой нисколько не нуждались в женском обществе.

Одна из дам, Почтальонша, получившая свое прозвище за то, что успевала каждый день обегать не меньше двадцати улиц и не пропустить ни одного дома, заспорила с Жердью, девкой долговязой и грязной, как сточная канава; речь шла о том, кого из них ревнует Герцог. А сварливая Паулина, [147] имевшая привычку осыпать проклятьями всех, кто ей не подавал, сцепилась с Галионой, которая выходила на промысел, оснащенная батареей взятых внаем малышей. Причиной их стычки был сделанный Маркизу «чреватый» намек, понятно, без всякого повода для сей сплетни со стороны его сиятельства. Две другие дамы, Ящерица и Кроха, подливали масла в огонь; в дело встряли также Деревянная Нога с силачом Геркулесом: драка разгорелась нешуточная, и, не вмешайся тут сам хозяин притона Грошехват, да Простак, полюбовник Лодочницы, и Храбрый Плут, да еще Шипоглот, Голенастый, Перуанец и Супохлеб, эти оборванцы отколошматили бы друг

друга по первое число. Герцог и Маркиз употребили все свое влияние, дабы прекратить побоище, и для полного восстановления мира предложили пригласить бродячих музыкантов и заплатить им в складчину. Деревянная Нога мигом сбегал за слепцами и волынщиком, проживавшими поблизости, и те прежде всего потребовали плату вперед за то, что их разбудили. Сошлись на тридцати куарто, причем Герцог поклялся жизнью Герцогини, что еще не слыхал о такой цене за представление. А пока они рядились, в притон вошел в сопровождении Искры и Сетки Стопламенный с жезлом, заткнутым за пояс, и сказал:

147

«Паулиной» называли эдикт об отлучении от церкви (по имени папы Павла III (1534–1549), при котором такие эдикты вошли в обычай) и в расширенном значении всякую брань, поношения, проклятия и т. п.

– Кто из вас Хромой Бес? До меня дошли слухи, что он находится здесь, в этом притоне, и я не выпущу отсюда ни одного человека, пока не проверю всех. Это весьма важный преступник.

При виде служителя правосудия нищие перепугались насмерть, а подлинный Хромой Бес, подобно тореро, бросающему свой плащ быку, оставил на растерзание всю эту голытьбу и вместе с доном Клеофасом выскочил по винтовой лестнице на улицу.

– Вот он, – сказал Герцог, указывая на Деревянную Ногу. – Знайте, что мы, как и подобает особам нашего сана, не станем укрывать важных преступников от правосудия.

Так он кстати отомстил одноногому за проделки, которыми тот не раз дурачил его светлость при раздачах монастырского супа. Когда же Искра и Сетка схватили Деревянную Ногу, бедняга завопил во весь голос: «Храм! Храм!» (для него любой кабак был храмом) – и принялся убеждать их, что это-де вовсе не притон, а святая келья и что все находящиеся тут собрались для молитвы. Но Стопламенный, Искра и Сетка поволокли его к дверям, награждая затрещинами и подзатыльниками и приговаривая:

– Ишь, разбойник, морочить нас вздумал! Все равно не уйдешь, мы тебя знаем!

Тогда Маркиз, сунув руки в башмаки, вскричал:

– И мы должны смотреть на то, как Герцог выдает альгвасилу нашего бедняжку Хромого! Клянусь честью Маркизы, не бывать этому!

Все нищие и нищенки поддержали его и, задув светильник, принялись в темноте дубасить пришельцев скамейками, костылями и посохами. Досталось и Стопламенному, и его подручным! А слепые музыканты загудели на волынке, заиграли на прочих инструментах: такой подняли шум, что всех оглушили. Потасовка затянулась бы надолго, но тут забрезжила заря, и непрошеные гости исчезли.

Скачок десятый

В это время дон Клеофас и его приятель подходили к Градас, [148] подумывая о том, как бы сменить жилье и сбить Стопламенного со следа. Вдруг они увидели, что в почтовой карете, впереди которой скакал курьер, подъезжают двое щегольски одетых военных, и Хромой сказал:

– Эти сеньоры, видно, намерены остановиться в гостинице на Байонской или же на Соломенной улице. Знай, что они не кто иные, как твоя дама и ее дружок – солдат. Чтобы добраться побыстрее, они пересели из носилок в почтовую карету.

148

Градас («Ступени») – галерея вокруг Севильского кафедрального собора; там собирались купцы для заключения торговых сделок, назначались свидания.

– Клянусь богом, – сказал дон Клеофас, – я проткну его шпагой, прежде чем он выйдет из кареты, а донье Томасе отрублю ноги!

– Все это можно сделать, не подвергая себя опасности, – сказал Хромой, – и не поднимая шума. Предоставь дело мне, и ты останешься доволен.

– Твои слова меня успокоили, – сказал дон Клеофас, – а то я прямо с ума сходил от ревности.

– Знаю, каков этот недуг, недаром его сравнивают с муками ада, – сказал Бес. – Пойдем-ка к нашей мулатке, там ты позавтракаешь и, соснув, смягчишь свой приговор. Да не забудь, скоро тебе надо быть председателем в Академии, а мне – казначеем.

– Черт побери! – сказал дон Клеофас. – От такой досады я и запамятовал это, но, разумеется, мы люди порядочные и должны сдержать слово.

На следующий день они перебрались от Руфины на Мавританскую улицу, где нашлась менее людная гостиница, и провели оставшиеся до заседания дни в усердных занятиях: изучали заданные темы, писали стихи, а дон Клеофас еще сочинил вступительную речь, каковую положено произносить председателям в подобных случаях. В назначенный день они оделись понарядней и под вечер отправились на ристалище поэтов, где две новые звезды были встречены шумными похвалами севильских светил. Вооружившись те ми же очками, что и в прошлом сражении, приятели сели на отведенные им места, и дон Клеофас, иначе – Обманутый, призвал серебряным колокольчиком к порядку, после чего произнес великолепную сильву, искусный слог коей приковал внимание общества и расковал бурные изъявления восторга. Когда ж он вымолвил последнее слово: «Dixi!», [149]

то снова исторг песнь из серебряной птички и сказал:

149

Я сказал, я кончил! (лат.)

– Дабы исполнить до конца долг председателя, я прочитаю в заключение некоторые советы божественным талантам, кои почтили меня высоким саном.

И, развернув листок, который был спрятан у него на груди, дон Клеофас начал так:

– «Наставления и правила, кои отныне и впредь надлежит соблюдать высокоученой Севильской Академии.

Да будут они оглашены и восславлены с достодолжной торжественностью, и барабанщиками при сем да послужат четыре ветра, а трубачами – Фракийский певец, [150] тот образцовый супруг, что ради жены своей descendit ad inferos, [151] и Арион, [152] сей плененный пиратами и брошенный в море поэт, к коему, покорствуя звукам его лиры, подплыл дельфин и подставил свою чешуйчатую спину, дабы доставить его на сушу, et coetus, et Amphion, Thebanae conditor urbis! [153] И да будет глашатаем сама Слава, покоряющая страны и стихии, а секретарем, который увековечит сей указ, Вергилий Марон, король поэтов!

150

Фракийский певец – Орфей.

151

Спустился в ад (лат.).

152

Арион – полулегендарный греческий поэт и музыкант (VII в. до н. э.).

153

И прочие, и Амфион, основатель града Фив (лат.). Амфион – музыкант, сын Зевса и Антиопы, окруживший город Фивы стеной, причем камни сами собой складывались под звуки его лиры (греч. миф.).

Мы, дон Аполлон, милостью Поэзии король муз, принц Авроры, граф и сеньор оракулов в Дельфах и Делосе, герцог Пинда, великий герцог обеих вершин Парнаса, маркиз Конского Источника [154] и прочая, и прочая, желаем всем поэтам – героическим, эпическим, трагическим, комическим, дифирамбическим, сочинителям ауто, интермедий, куплетов и вильянсико, [155] а также всем остальным подданным нашим, как светским, так и духовным, доброго здравия и удачных рифм. Дошли до нас вести о великом беспорядке и расточительстве, царивших доднесь среди тех, кто пробавляется стихами, а также о том, что развелась тьма-тьмущая пачкунов, кои, не боясь бога и угрызений совести, сочиняют, кропают и марают вирши, среди бела дня воруя мысли, остроты и речения у прославленных поэтов. Вместо того, чтобы великим подражать с умеренностью и искусством, как велят Аристотель, Гораций, Цезарь Скалигер [156] и прочие законодатели нашей Поэтики, они штопают свои творения лоскутьями, урезанными у других поэтов, и промышляют стихотворным мошенничеством, плутнями и обманом. Дабы по справедливости пресечь сие зло, повелеваем и приказываем следующее.

154

Конский Источник – Иппокрена, священный источник на вершине горы Геликон, забивший после того, как крылатый конь Пегас ударил в скалу копытом. Иппокрена в греческой мифологии – источник вдохновения муз.

155

Вильянсико – народные песенки на религиозный сюжет, обычно распевавшиеся в церквах на рождество.

156

Цезарь Скалигер – филолог и критик, по профессии врач, родом из Италии, но живший во Франции (1484–1558). Автор многих философских и филологических сочинений; особенно прославился своей «Поэтикой».

Первое: всем надлежит употреблять лишь исконные кастильские слова и не заимствовать слова из чужих языков. Всякий же, кто станет писать fulgor, libar, numen, purpurear, meta, tramite, afectar, pompa, tremula, amago, idilio [157] и тому подобное, [158] либо придумывать бессмысленные инверсии, лишается звания поэта во всех академиях, а при повторном нарушении оного правила все его вирши надлежит конфисковать, а посевы рифм перепахать и посыпать солью, как у предателя родного языка.

157

Сияние, возливать, вдохновение, багрянеть, устремление, веха, притворствовать, великолепие, трепещущая, знамение, идиллия (лат.).

158

Все эти слова, заимствованные из латыни и итальянского, вошли в испанский литературный язык.