Хроника гениального сыщика
Шрифт:
– Зачитываю. Продуктивный центр фемин находится не в мозге, а в матке. Практически все они дуры. Конец цитаты. От себя же ремарка. Не могу не согласиться. Взять хотя бы тех девушек, которые мне отказали…
Абрамкин распахнул очи, испуганно замигал:
– Господа, я ни зги не вижу!
Абрамкин стал слеп, как крот. Иногда это бывает из-за психоэмоциональной перегрузки. В медицинском институте я эту тему проходил на третьем курсе. Сдал на отлично.
Вечером все ведущие телеканалы показали
Павел Гусь с позором был смещен с высокого поста. Следственные органы припомнили ему, кстати, и фашистские марки. Хорош филателист? Потенциальный предатель.
Вакантное место главы Центробанка тут же заняла супруга вертикали, г-жа Альпенгольц.
Первым делом она повелела допечатать сожженную наличность. А на Лобном месте всенародно сжечь сигнальные чипы. После же сожжения проутюжить остатки китайским бульдозером.
Рябов вынул мундштук саксофона из полости рта.
– Петя, а что там с репатриацией? Возвращаются русаки в родные пенаты или еще не совсем?
Я нырнул в интернет.
– Пока не особо. Напуганы слепотой президента.
Зазвонил телефон. На проводе Юрий Абрамкин.
– Господа, я до сих пор не вижу.
– Мы в курсе… – нахмурился я. – Есть что-то новенькое?
– Я вот чего вас тревожу… Не согласитесь ли вы стать моими поводырями? Хочу прогуляться по Замоскворечью. Подышать древней Москвой. Припасть, так сказать, к истокам.
– Есть же специально вышколенные собаки-поводыри? – изумился я. – Овчарки, бульдоги, таксы. Даже дворняжки! Наконец, есть вымуштрованные спецназовцы. За вами они в огонь и в воду.
– Ах, Петя, вы совершенно не знаете кремлевского контента. Тут каждый готов с потрохами продать меня за полушку. Тем более, слепого. Возьмут, да столкнут в реку. Я же до сих пор не научился плавать. Утону утюгом. Чугунным.
– А нам выходит, верите? – взял трубку Рябов. – Почему?
– Потому что голоштанники! В кои-то лета жить в хрущобе. Ездить на метро и в трамвае. Из имущества у вас, похоже, только раскладной саксофон да именной браунинг.
– Собственность закабаляет, – сыскарь строптиво дернул плечом.
– Я о том же! Короче, жду вас.
Рябов подрагивающей рукой потянулся к пачке «Кэмела»:
– Придется идти.
Под ногами трещали рыжие листья. С Москвы-реки тянуло гниловатой влагой.
– Бабье лето! – воскликнул президент РФ, поправив кротовьи очки на носу. – Чуете, палая листва пахнет вином?
Я поднял красный кленовый лист, весь в жилках, в золотых проплешинах, глянул его на просвет:
– Господин президент, надо вернуть народ. Как гражданин ваш прошу и как поводырь.
– А как их заманишь? – жалостно вскрикнул Абрамкин. – Им же надобен исключительно альфа-самец, то бишь глава стада. А не престарелый крот в черных очках.
– Это так! – резко сплюнул сыскарь.
– Нужна идея… – пробормотал президент. – Может вам, на круг, что и придет в голову?
Сюжет о нашей прогулке в Замоскворечье попал во всемирную паутину. Сердца беглецов в забугорье дрогнули. Россияне в массовом порядке принялись возвращаться. Хотя возвращаться особенно было и некуда. Фермерские поля заросли лебедой да лопухом. Мартеновские печи погребально потушены. Толстозадые лебеди в Большом театре не скачут. Филя Кроликов петь перестал. Дизайнер Сергей Зверюшкин зачем-то перерезал себе вены. Остался, впрочем, жив. Оказалась тупая бритва. И т. д., и т. п. и прочее.
Как только русаки повернули оглобли, Абрамкин прозрел. Видеть даже стал лучше прежнего. Соколиное зрение! С двадцати шагов читал газету. Причем, не только заголовки, шрифт мельчайший.
Конечно же, к нему сразу же вернулся статус альфа-самца и мачо.
И ведь он не ринулся на истребителе под облака, не нырнул за амфорой на дно океана, не кормил в Амазонке пираний с ладони.
Так нет же!
За время, проведенное в ослеплении, он резко поумнел. В грозном его молчании читалась сокрушительная львиная сила.
Затем он молчать перестал. Выступил по ТВ.
Спросил электорат, нужно ли устроить самосожжение Павла Гуся на Красной площади? Ведь такую, сука, загнул поганку.
Россияне призвали вертикаль к великодушию.
Филателист был прощен. С испугу он принялся собирать марки с олимпийской символикой. Особенно его почему-то напирал на Сочи.
Г-жа Альпенгольц три ночи на коленях вымаливала у супруга прощения. Корила себя за разбитую свинью-копилку. За бабью стервозность и нежелание примириться с естественным процессом старения.
Юрий Алину простил. Чего там?! Свои же люди. Едят и спят вместе.
Через пару-тройку месяцев Россия встала с колен. Мажорно завыли заводы и фабрики. Задымили мартеновские печи. Со стапелей СПб была спущена атомная субмарина «Илья Муромец». В Тольятти собрана местными умельцами новая землеройная машина «Крот-универсал».
– Все утряслось! – позвонил нам Абрамкин, в голосе его плескалось весеннее ликование.
– А как же коррупция? – напомнил сыскарь.
– Дайте срок, оторвем гидре голову… Я чего звоню? Завтра в 12.00 будьте в Кремле. Я вас торжественно хочу наградить золотыми пластиковыми карточками Газпрома.
– На кой ляд? – тихо спросил я.
– Прикупите себе хоромины на Арбате. Вольво, бентли… Вставите золотые зубы. Наконец, женитесь на топ-моделях. Я вам дам телефоны. Барышни с такими буферами, мама не горюй!
– Нас такая эта перспектива категорически не интересует, – жестко произнес Рябов.
– Должен же я как-то вас отблагодарить за то, что вы были моими поводырями? В лихой час самозабвенно пришли мне на выручку. Вместе с вами я нюхал палые листья. Выскочил живым из депрессии.