Хроника одного полка. 1915 год
Шрифт:
– Елена Павловна, душенька, я…
Елена склонилась и заглянула Серафиме в глаза.
– Ты что, плачешь? Что с ним? Он убит, ранен?
– Нет, Елена Павловна, он живой!..
– Ах ты, глупенькая! И ничего не сказала! Побежали скорее, сейчас же надо прочесть! Феденька же на войне…
– Нет, Елена Павловна, он здесь…
– Где здесь?
– В Твери.
– Как – в Твери? Что ты говоришь? Он всё же ранен? Он в госпитале?
– Нет, Елена Павловна, он не ранен, он… – и Серафима показала на училище, – здесь.
Она видела, что Елена Павловна поражена известием, находится в замешательстве, потому что не знает, радоваться ей или…
– Так ты… виделась с ним?
Серафима кивнула, она не могла смотреть Елене Павловне в глаза.
– Ах ты, заговорщица! Ах, негодница! А… – Елена Павловна широко открытыми глазами посмотрела на здание училища. – Ничего не понимаю! Он за всю войну не написал мне ни одного словечка! А сейчас он здесь? А что он здесь делает?
– Учится на прапорщика!
– На прапорщика? Учится? – почти вскричала Елена Павловна. Она снова посмотрела на конверт. – Тут нет адреса, а я и не заметила! Оно не могло прийти по почте, как я не догадалась? – Елена Павловна говорила быстро и громко, на неё оглядывались, но она этого не замечала и вдруг поднесла конверт к носу. – А что это от него так пахнет? Это твои? – спросила Елена Павловна и склонилась к лицу Серафимы. – Нет! Вроде не твои! – сказала она и потащила Серафиму за руку. – Побежали!
Дома Елена скинул на руки горничной шляпку, пальто, вбежала в гостиную, потом в кабинете отца села за письменный стол. Взрезанный конверт полетел, Елена вскочила из кресла и с ногами уселась на диван.
– Давай посмотрим, что нам пишет Феденька.
Серафима присела на край дивана, выпрямила спину и смотрела, как по мере чтения меняется лицо её «патронши».
Елена дочитала и опустила письмо на колени. Она молчала, потом встала и пошла к окну.
– Феденька в меня влюбился, – грустно сказала Елена, и Серафима увидела, как она вынула из рукава платочек. – И написал-то как?! Никогда не думала, что на войне можно набраться «манер».
Елена стояла у окна, Серафима сидела, потом Лена отошла, села рядом с подругой, и они разрыдались.
Алексей Рейнгардт уже ходил. Ещё с костылём. Но он уже мог пройти весь коридор до лестницы и обратно до палаты.
Позавчера ему принесли телеграмму от Наташи, что она приезжает сегодня. Он думал об этом, но одновременно он думал о том, что с его глаз исчезла Елена Павловна и уже несколько дней не показывается, и тоже Серафима. Он думал, что об этом совсем нехорошо вспоминать в канун приезда Наташи, но тут же удивлялся, что мысли о Елене Павловне не покидают его, тем более что каждый день он слышит её звонкий голос и смех. Она бывала в госпитале и ходила по коридору мимо его палаты.
Алексей встряхивал головой, чтобы отрешиться от этих мыслей и не вспоминать слов Елены Павловны, что «я в вас ничуточки даже не влюблена». Почему-то эти слова его кольнули.
«Что же это? – думал он. – Как же это? – И пришёл к простому выводу: – Всё просто! Я же не видел Наташу больше года, а Леночка тут!» Однако это не успокоило, и он волновался, как-то он встретит свою невесту. Он очень опасался, что что-то не так сделает или скажет не то, и обидит её.
Наташины шаги по коридору он услышал издалека и стал подниматься с койки, но распахнулась дверь, и Наташа вошла в палату. Она вошла, подняла вуаль и остановилась, не зная, как ступить. Алексей ещё только поднимался, она шагнула и остановилась.
– Алёшенька! – сказала она.
Алексей опёрся на костыли, ком в горле мешал дышать. Наташа ещё шагнула, в руках у неё была сумочка, она, не глядя, стала искать, куда её положить. Она смотрела на Алексея в непривычном огромном распахнутом халате, а Алексей неловко одной рукой запахивал полу, под которой было больничное бельё.
– Боже! – Наташа выпустила сумочку и, не зная как, подошла и осторожно обняла Алексея за шею.
И вдруг в дверях появился доктор, а за ним стояла Серафима.
Доктор, смущаясь, произнёс:
– Я вам, голубчик, дам коляску и двух санитаров, они помогут спуститься по лестнице в сад, пока погоды стоят.
От нелепости его появления Алексей был готов запустить в доктора костылём, но быстро осознал, что тот прав.
Серафима за спиной доктора исчезла.
Наташа ничего этого не видела и, казалось, не слышала.
– Я уже думала, что никогда вас не увижу, – прошептала она. – Тебя!
Доктор вышел, и Алексей стал искать, куда Наташу усадить и сесть самому. В палате было две койки, две тумбочки и стул.
– Садись сюда, а я сяду на койку, – сказал Алексей, он осторожно наступал на больную ногу, надо было повернуться, чтобы дотянуться до стула, Наташа всё поняла и оторвалась от него.
– А может быть, тебе на стул, так будет удобней? – спросила она и заглянула Алексею в глаза.
Они ещё не успели ничего друг другу сказать, через минуту в дверь постучали, дверь открылась, и вкатилась коляска, толкаемая здоровенным дядькой-санитаром. За ним стоял ещё один дядька-санитар с вещевым мешком. Наташа увидела и промолвила:
– Хорошо, что я оставила свои вещи в гостинице.
– В какой?
– «Тверь»! – ответила Наташа.
– Ваше благородие, тут мундирчик ваш и вся амуниция. Доктор сказал, что отвыкать надобно от больничного. Вы, когда переоденетесь, пускай барышня нас кликнет. Ежли захотите, мы вас спустим в сад, погоды стоят самые что ни на есть! Только сапог доктор не велел, портянки намотайте… а то в сапоги-то не влезете, – произнёс дядька, другой опустил мешок, и они оба стали проталкиваться в дверь.