Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Известно было Зайцеву, что наряду с ежедневными концертами артистам драмтеатра Балтфлота приходилось, и довольно часто, сопровождать машины с боеприпасами, помогать строить оборонительные сооружения, нести вахту по охране складов.
Положение на окруженных островах осложнялось. И потому каждый человек вне зависимости от ранга, занимаемой должности и профессии, сознавая личную ответственность, делал все возможное для защиты ставшего родным Моонзунда.
Особое внимание Зайцев уделял островной газете «На страже», которая в то время была единственным печатным органом, регулярно поступающим в роты, батареи, батальоны и полки. Он удивлялся находчивости и неутомимости
— Жаль, мала наша газета. Увеличить бы ее! Может, в политотдел написать?
Зайцев приехал в редакцию и рассказал об этом Крылову.
— Жалуются бойцы на вас, товарищ редактор, — улыбнулся он. — Хотят, чтобы ваша газета была как «Правда».
Крылов тяжело вздохнул:
— Справедливо жалуются, но скоро «На страже» вообще на боевой листок будет походить. Я не говорю уже о тираже. Бумаги на складе нет. Краску, где хочешь, там и бери.
— Вы, газетчики, народ ушлый. Из-под земли все достанете! — рассмеялся Зайцев. — «На страже» нужна бойцам как хлеб, как воздух. И мы ее будем выпускать до конца. Даже если придется печатать на тетрадных листках, — сказал он.
Зайцев и Крылов прошли в типографию, где заканчивали печатать очередной тираж. Зайцев взял лист прямо из машины.
— Только не испачкайтесь краской, товарищ дивизионный комиссар, — предупредил Крылов. — Не высохла еще.
Зайцев просмотрел первую полосу. Броскими буквами было набрано: «От Советского информбюро». Дальше помещались материалы ТАСС. Вся вторая полоса посвящалась событиям на островах. Корреспонденция о боях моонзундцев за Виртсу, очерк о летчиках Преображенского, заметка о катерниках Богданова. Тронула сердце «Песня Эзеля»:
Так грянем же песню про славный наш остров, Про славный народ островной! Пусть вечно наш остров Надежным форпостом Страны охраняет покой!— Хорошо! Очень хорошо! — растроганно произнес Зайцев. — Побольше бы нам таких прекрасных песен!
Немецкие бомбардировщики и истребители с раннего утра и до позднего вечера висели над Кагулом и Асте, обрабатывая границы аэродромов в надежде уничтожить советские самолеты, летавшие на Берлин. Приказ Гитлера требовал незамедлительного уничтожения авиации на островах. Поэтому даже ночью «Юнкерсы-88» пытались бомбить ДБ-3, ориентируясь по сигналам, подаваемым с земли агентами немецкой разведки.
Количество самолетов, участвовавших в ударах по Берлину, сокращалось. Частично в бомбардировщики попадали осколки вражеских бомб, но чаще всего моторы выходили из строя из-за перегрузки и выработки положенных летных ресурсов. Починить их в условиях полевых аэродромов не представлялось возможным. К тому же кончался авиационный бензин; подвозить его из Ленинграда на транспортах не могли: немецкие подводные лодки не выпускали из Финского залива ни один советский корабль.
Жаворонков вынужден был отдать приказ об эвакуации с Саремы группы майора Щелкунова. На бомбардировку Берлина должны были летать лишь ДБ-3
Едва ли не самыми опасными для морских летчиков стали частые ночные вылазки в районе аэродрома вооруженных кайтселитов, пытавшихся сигналами указать немецким бомбардировщикам стоянки ДБ-3. Небольшая группа кайтселитов даже хотела проникнуть на аэродром, но была отогнана морскими летчиками. Преображенский тут же позвонил начальнику штаба БОБРа Охтинскому, который вызвал начальника особого отдела Павловского и передал ему содержание разговора с Преображенским.
— Забирайте своих истребителей, и к Преображенскому. Машины уже готовы, — сказал он. — И постарайтесь взять хотя бы одного живым. Очевидно, гитлеровцы задумали большую операцию. «Язык» нам нужен. Да, в общем, не мне вас учить.
Павловский с истребительным отрядом уехал в Кагул. Утром Охтинский узнал от него, что ночью произошел бой возле аэродрома. Начальник штаба БОБРа, посоветовавшись с Елисеевым, выехал на аэродром. Павловского он встретил в землянке Преображенского, Командир минно-торпедного авиационного полка был непривычно хмур и задумчив.
— За моими бомбардировщиками пришли посыльные от фашистов, не иначе, — пожал он руку Охтинскому.
— Надо ждать немецкого парашютиста с рацией, — сказал Павловский. — Кайтселиты только должны были обеспечивать его безопасность.
— Значит, своего корректировщика присылают, — раздумывая, проговорил Охтинский. — Что ж, Михаил Петрович, — повернулся он к Павловскому, — организуйте достойную встречу «дорогому гостю»!
Долго немецкого связиста ждать не пришлось. Поздно вечером над деревней Кагул на небольшой высоте появился немецкий самолет-разведчик. Он выбросил парашютиста и быстро скрылся за лесом. Павловский немедленно послал своих истребителей к месту приземления парашютиста, и вскоре те доставили немецкого радиста. При допросе переводил Вольдемар Куйст, рекомендованный Павловскому еще в начале войны секретарем укома Муем. Лазутчик понял, что ему не уйти от расплаты, и решил сознаться во всем, чтобы облегчить свою вину.
Гитлеровские самолеты, не дожидаясь сведений от своих агентов, бомбили аэродром не переставая.
— Вспашут летное поле — в воздух не поднимемся, — жаловался Преображенский.
Павловский понимал: командир полка прав. Хорошо бы сменить аэродром, но на Сареме пригодных для ДБ-3 больше нет. Ясно было одно: немцы будут бомбить Кагул до тех пор, пока не достигнут цели.
Последний, десятый по счету, удар на Берлин летчики Преображенского нанесли в ночь с 4 на 5 сентября. Последующие два дня немецкие бомбардировщики с особой яростью вспахивали аэродром и выкорчевывали окружавший его лес. Наконец, им повезло: в шесть дальних бомбардировщиков угодили бомбы, советские самолеты, наводившие страх на столицу фашистской Германии, загорелись. В БОБРе понимали, что остальным ДБ-3 надо улетать на Большую землю. Вскоре был получен приказ командующего авиацией ВМФ генерал-лейтенанта Жаворонкова — минно-торпедному полку покинуть остров Сарема.
Охтинский приехал проводить Преображенского.
— Передавай привет нашему Ленинграду, — попросил он на прощание.
— Жду тебя там, — ответил Преображенский. — В крайнем случае — после войны встретимся. Запиши-ка мой адресок…
Майор Навагин перевел саперную и инженерную роты лейтенантов Кабака и Савватеева в маленький зеленый городок Ориссаре, где у инженерной службы БОБРа находились склады взрывчатых веществ. Прибыл туда из Кейгусте с отделением понтонеров и старшина Егорычев.