Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
— Командир стрелкового взвода лейтенант Винокуров, — представился он Чистякову. — Рады вам страшно. Вовремя подоспели. Командир роты прислал?
— Сами приехали, — ответил Чистяков и, видя недоуменный взгляд командира взвода, спросил: — Где лучше орудие поставить? Показывайте.
Артиллеристы установили орудие на краю деревни и тут же по просьбе Винокурова открыли огонь по пристани, на которой высадившиеся на остров гитлеровцы готовились к атаке. В бинокль Чистяков корректировал падение снарядов. От взрывов немцы заметались по пристани, потом их заволокло дымом.
— Вот это помощь! — похлопал по плечу Чистякова командир взвода. — Сам бог, очевидно, вас к нам послал. Чуть бы пораньше только. Тогда бы мы фашистов к пристани не подпустили.
— Воздух! — доложил наблюдатель. Чистяков увидел три «мессершмитта», которые летели прямо на орудие. «Они», — узнал он самолеты, обстрелявшие полуторку на поляне.
— Орудие развернуть на самолеты! — приказал он и, когда звено «мессеров» находилось метрах в шестидесяти, взмахнул рукой. — Огонь!
Блеснул над стволом язык пламени, и средний самолет подбросило вверх. Два других, испугавшись зенитки, свернули в сторону и скрылись за лесом.
— Здорово мы их полоснули! — смеялся довольный командир орудия. Он снова навел орудие на пристань, но там уже никого не было.
Гитлеровские десантники наступали на деревню, взвод Винокурова с трудом сдерживал их своим огнем. К вечеру снова появились немецкие самолеты. На этот раз они стали забрасывать деревню мелкими бомбами. Спас артиллеристов каменный сарай, за которым они укрывались от осколков.
Ночь прошла сравнительно спокойно, а утром самолеты снова атаковали деревню. Пришлось менять позиции и отходить вдоль берега на запад. С боями небольшой отряд медленно отступал. Орудие уже стреляло редко: оставалось всего несколько снарядов, и Чистяков берег их. Вечером шедшие впереди дозорные попали в засаду, и все погибли.
— Окружили нас! — понял Винокуров. — Давайте ваши последние снаряды, потом пойдем на прорыв.
Немцы упредили командира взвода и открыли огонь из минометов. Мины, казалось, рвались всюду, от них негде было укрыться. На глазах Винокурова троих бойцов убило наповал. Он вынужден был отступить к воде.
— Дальше отступать некуда, — передал он по залегшей цепи. — Будем стоять здесь насмерть!
Гитлеровцы хотели опрокинуть горстку моонзундцев в море, но, встретив дружный огонь, отступили. И опять заговорили минометы. Чистяков лежал в кустах и терпеливо ждал конца обстрела. Сбоку рванула мина, засыпав его взрыхленной землей. Хотел приподняться на локтях, чтобы стряхнуть с себя землю, и не смог пошевельнуться: острая боль пронзила спину.
— Товарищ лейтенант, вы ранены, — склонился над ним командир орудия.
С помощью подбежавшего на помощь артиллериста он оттащил Чистякова к самой воде и положил в яму.
— Сейчас перевяжут вас — и порядочек… — услышал глухие слова Чистяков, и все пропало…
Очнулся он, когда уже было темно. Слух уловил знакомый плеск воды. «Значит, я в рыбацкой лодке». Чуть приподнял голову, узнал своих артиллеристов. Весел почему-то не было, и они гребли досками, палками и даже прикладами винтовок.
— Где мы находимся, товарищи?
— Возвращаемся на Хиуму, — ответил кто-то из артиллеристов.
Трое суток шли на Вормси ожесточенные бои. Оставшаяся группа бойцов стрелковой роты лейтенанта Соловьева и эстонской строительной роты под руководством военкома Прууля отступила на западный берег острова и окопалась у маяка Вормси. Среди них находились и артисты драмтеатра Балтфлота, дававшие концерт отважным защитникам острова, в том числе две женщины — актрисы Зинаида Кобрина и Валентина Грабец. Гитлеровцы окружили моонзундцев, предложили им сложить оружие. В ответ послышалась стрельба из пулеметов и винтовок. Положение с каждым часом становилось все хуже и хуже: ряды защитников таяли, а силы противника прибывали.
Комендант Северного укрепленного сектора приказал звену малых катерных тральщиков старшего лейтенанта Овсянникова снять защитников маяка с острова и доставить на Хиуму. За два дня КМТЩ четыре раза пытались подойти к западной части Вормси, но всякий раз неудачно. Гитлеровцы, закрепившиеся на берегу, огнем из крупнокалиберных пулеметов преграждали путь. Но главным препятствием для катерников являлись не вражеские пулеметы, а самолеты, которые накидывались на каждый советский катер, сбрасывая осколочные бомбы.
Тяжело было докладывать Овсянникову по возвращении на Хиуму об очередной неудачной попытке пробиться к Вормси: у маяка в тяжелейшем положении — без патронов, пищи и воды — находились боевые товарищи, среди них много раненых.
На пристань Хальтерма, где базировались КМТЩ, приехал Константинов. Он внимательно выслушал доклад командира звена.
— Выходит, снять бойцов Соловьева и Прууля невозможно? — холодно спросил полковник.
— Попытаюсь в последний раз сегодня ночью, — ответил Овсянников.
Решено было любой ценой пробиться к маяку, пользуясь темнотой. Комендант СУСа дополнительно выделил два катера МО и штурмовую группу из состава стрелкового батальона майора Столярова. Все ее бойцы участвовали в рейде на материк и, главное, умели плавать, что особенно важно для первого броска десанта. Ведь к самому острову, усеянному валунами, да еще ночью и под огнем врага, подойти невозможно. Только вплавь можно добраться до берега и зацепиться за него.
Четыре КМТЩ и два МО вышли из Хальтермы в густых сумерках. Почти десятикилометровый пролив, разделяющий острова Хиума и Вормси, седой от пены, встретил их неприветливо. Сильный, порывистый ветер гнал в пролив с северной Балтики одну волну за другой, беспрестанно набрасывая их на катера. Бортовая качка усилилась, шипящие гребни волн перекидывались через палубы. Пришлось повернуть строго на север и идти навстречу бесконечным шеренгам воли. Катера теперь то падали в пучину, зарываясь по ходовую рубку в воду, то поднимались на гребни. Килевая качка стала сильнее бортовой, и все-таки она меньше действовала на непривычных к болтанке красноармейцев штурмовой группы.
Ночное небо было покрыто рваными темными облаками. Они неслись на юг, в сторону Муху, сгущая темноту. Вокруг — ревущая, мокрая от соленых брызг, устрашающая красноармейцев чернота. И лишь при разрывах в клочкастых облаках, точно присыпанных сажей, появлялся яркий серп луны. И тогда отчетливо просматривалась бугристая седина кипящего пролива.
«Как бы луна не помешала нам», — с тревогой подумал Овсянников.
Серп луны так же быстро пропал, как и появился. Его закрыла стена облаков, и пролив потонул в густой темноте.