Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
— Корабли за вами пришли, товарищ капитан, — доложил он.
В бою десантники не заметили, как прошло время. Абдулхаков вызвал к себе всех командиров и распорядился об отходе на пирс. Прикрывать отход был оставлен Смирнов с краснофлотцами, в распоряжении которых находился буксир.
— Надо заминировать дамбу. Фашисты не должны после нас безнаказанно пройти в Виртсу, — сказал Абдулхаков.
— Разрешите мне, товарищ капитан, — попросил Сычихин. — Я из стройбата, хорошо знаком с этим делом.
— Хорошо, товарищ сержант, разрешаю, — согласился Абдулхаков.
Через два часа первая рота и штабной взвод погрузились на корабли и ушли на Муху. Смирнов с краснофлотцами расположились на небольшой деревянной вышке возле пирса в ожидании отделения Сычихина. 43-я батарея держалась в минутной готовности, но немцы всю, ночь просидели тихо. За это время Сычихин успел заминировать шоссейную дамбу и с рассветом вернуться на пирс.
— Порядочек, товарищ лейтенант, — весело доложил он, — получат фашисты от нас на завтрак.
Смирнов приказал всем идти на буксир, что дымил у пирса. И тут почти одновременно раздались два мощных взрыва — сработали установки Сычихина. Буксир, пуская густые клубы черного дыма, отвалил от стенки и взял курс на Куйвасту. На нем шли последние бойцы героического десантного отряда. Теперь, после их ухода из Виртсу, все побережье Эстонии оказалось в руках противника. И только острова Моонзундского архипелага — Сарема, Хиума, Муху и Вормси, находившиеся в глубоком тылу у фашистов, за четыреста километров от линии фронта, по-прежнему оставались непокоренной советской землей.
Главное направление
В записке Гитлера о дальнейшем ведении войны против СССР, датированной 22 августа 1941 года, требовалось в самое кратчайшее время очистить Эстонию от противника и тем самым обезопасить Берлин от бомбардировки советской авиацией, а плавающие по Балтийскому морю суда — от ударов советского Военно-Морского флота.
В штабе 42-го армейского корпуса, перебазировавшегося в Виртсу, началась подготовка к проведению заключительной операции по овладению островами Моонзундского архипелага. Командующему вооруженными силами по взятию Моонзунда генералу Кунце штаб группы армий «Север» в состав сухопутных сил выделил 61-ю и 217-ю пехотные дивизии, а также группу капитана Бенеша из 800-го полка особого назначения «Бранденбург» и финский егерский батальон. К операции привлекались артиллерия поддержки, бомбардировочная и истребительная авиация, крупные силы немецкого надводного флота на Балтике и почти весь финский военно-морской флот.
Генерал Кунце имел полнейшее превосходство над гарнизоном русских. К тому же в его руках была оперативная и тактическая инициатива, моонзундцы не знали, когда, откуда, с какого места начнется высадка немецкого десанта на острова, где сосредоточить для его отражения подвижные резервы, стянуть в кулак свой главный козырь — артиллерию.
Кунце приказал с воздуха, моря и материка блокировать Моонзундские острова. Эскадрам бомбардировщиков и истребителей с раннего утра и до позднего вечера наносить удары по вражеским объектам. Кораблям флота и тяжелой артиллерии из района Виртсу — Матсальский залив круглосуточно обстреливать побережье противника, не давая ему ни минуты передышки. Каждый клочок земли должен быть подвержен обработке бомбами и снарядами.
Первым должен быть очищен от противника совсем не укрепленный русскими остров Вормси, который явится своеобразным прологом к осуществлению главного плана «Беовульф II». Вормси должна брать 217-я дивизия, и генерал Кунце немедленно выехал в Хаапсалу, где находился ее штаб.
2 сентября на имя военкома БОБРа Зайцева была получена из Кронштадта телеграмма от члена Военного совета — начальника политуправления Краснознаменного Балтийского флота:
«Положением островов интересуется Главком. В связи с оставлением Таллина ваша ответственность за упорную оборону островов увеличивается. Допускать, что придется долго держаться своими силами. Берегите людей, боевой запас, продукты, топливо. Желаю успеха. Смирнов».
Зайцев показал телеграмму коменданту.
— Политико-моральное состояние личного состава здоровое, Алексей Борисович, — сказал Зайцев. — Работу политотдел проводит большую.
Действительно, политработники всегда были среди бойцов и командиров. Они информировали их об обстановке на островах, рассказывали о положении на фронтах, беседовали с личным составом, выступали с докладами на партийных и комсомольских собраниях частей и подразделений, укрепляли связь с местным населением. Если же вдруг обстоятельства требовали их непосредственного участия в боях, то они первыми поднимались в контратаку и последними отступали под натиском превосходящих сил врага.
— Знаю, знаю, — улыбнулся Елисеев. — Сам вчера смотрел концерт красноармейской художественной самодеятельности 46-го полка. Поэт у них есть свой, хлесткие стихи сочиняет.
— Красноармеец Ладонщиков, — подсказал Зайцев.
— Да, да, Ладонщиков, Надо, чтобы почаще они в подразделениях выступали.
— Ни одно подразделение не забыто, Алексей Борисович, — ответил Зайцев. — Концертных бригад у нас достаточно.
В первые дни войны на Сарему и Хиуму прибыли из Таллина две фронтовые артистические бригады драматического театра Балтфлота. Кроме них в гарнизоне имелись еще три самодеятельные бригады, лучшей из которых являлась бригада 46-го стрелкового полка, руководимая начальником клуба политруком Василевским. Зайцев всегда ставил ее в пример, а их машину с броскими стихотворными лозунгами на бортах, сочиненными Ладонщиковым, считал агитлетучкой.
Концерты, как правило, проводились днем, на открытой площадке пли просто на небольшой лужайке. Иногда они прерывались налетом вражеской авиации.
«Обязательно надо навестить ребят, — выходя из кабинета коменданта, подумал Зайцев. — Да и не только их. К артистам надо почаще ездить. Мыкаются по островам. Даже спят в машинах. А ведь среди них много женщин…»
Зайцев бывал на концертах бригады артистов драмтеатра Балтфлота. «Гвоздем» программы были неизменные частушки, исполняемые заслуженной артисткой республики Богдановой и киноактрисой Телегиной. Этих актрис знали и горячо любили все и с нетерпением ждали их появления. Частушки, сочиненные поэтом Фогельсоном, обычно посвящались бойцам тех подразделений, где проходил концерт. В дивизионе торпедных катеров капитан-лейтенанта Богданова, маленькие быстроходные кораблики которого в гарнизоне прозвали «богданчиками», под аплодисменты катерников пели:
Скучно пьется немцам водка, Не звенят стаканчики. Крепко бьют прямой наводкой Катера-«богданчики».Больше всего, пожалуй, повезло командиру героической 315-й башенной береговой батареи капитану Стебелю. Частушки о нем вскоре стали самыми популярными на Сареме.
Стал пролив Ирбенский уже. Немцы злятся и рычат. Весь фарватер перегружен, Транспорта со дна торчат. Бьет фашистов Стебель точно, Подняли в Берлине вой: «Этот Стебель очень прочный, Не иначе как стальной». Остров Эзель бьется чудно. Немцы поют от тоски. Раскусить орешек трудно. Подавиться — пустяки.