Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Когда миновали Муху, Гузов увидел: весь семикилометровый пролив оказался забитым катерами, баржами, шхунами, шлюпками, лодками, плотами.
— Ата-акуем! — услышал он в наушниках шлемофона возбужденный голос Крайнова. «Чайки» оказались в удобном положении. Не разворачиваясь, они ринулись на десантные суда, идущие к Куйвасту, и сбросили на них серию мелких бомб. Гузов оглядел горизонт: вражеских самолетов не видно. Значит, можно пока вместе со звеном Крайнова штурмовать десантные суда. Он прижал свой истребитель к самой воде, поймал в прицел баржу и нажал на педаль пуска реактивных снарядов. Два взрыва полыхнули на палубе баржи. А Гузов уже шел на второй заход. «Чайки» из пулеметов расстреливали
Четвертый заход на десантные суда, пятый… На шестом заходе Гузов наконец заметил над побережьем острова Муху большую группу немецких бомбардировщиков, которые обрабатывали окопы моонзундцев. Выше бомбардировщиков, точно пчелы, кружили истребители прикрытия. Он насчитал их двенадцать.
— «Мессеры» в воздухе! — полетел сигнал в эфир. Крайнов подал команду, и пятерка «чаек» быстро перестроилась для боя с вражескими истребителями. «Чайки», прикрывая друг друга, закружились в карусели. «Мессершмиттам» никак не удавалось подойти близко к ним, и они вели огонь издалека. Яркие снопы трассирующих пуль то и дело полосовали небо; между ними сновали самолеты. Гузов видел, что огонь «чаек» начал заметно ослабевать — кончались патроны. Хотя бы звено Крайнова спасти… Он рванул свой истребитель в сторону, ведомый последовал за ним. «Мессершмитты» тут же накинулись на отбившихся, «чаек» и атаковали их справа. Крайнов понял маневр Гузова и увел свое звено в спасительные облака…
— Спасибо, Петр, — передал он по радио. — Держись, друг…
Прямо на Гузова надвигался «мессершмитт»; две огненные струи, казалось, вот-вот вонзятся в кабину. Он нажал на спуск, заработал лишь один пулемет. «Мессершмитт» не выдержал, отвернул. Гузов огляделся: всюду немецкие истребители. Мурашов шел следом за ним, охраняя хвост.
— Так держать, Мурашов! — передал он по радио.
Своего ведомого он не мог слышать: у Мурашова не было передатчика. И Гузов все время старался подбодрить боевого товарища. Оба они понимали, что не уйти им от немецких истребителей, и делали все возможное, чтобы увертываться от их огня. «Чайка» Мурашова уже больше не стреляла. В хвост ее зашли сразу два «мессершмитта». Гузов увидел, что самолет его ведомого быстро теряет высоту, за ним тянется шлейф дыма…
— Держись, Мурашов, прикрываю! — закричал по радио Гузов и поспешил на выручку своего ведомого.
Он летел к горящей «чайке» и стрелял из пулемета. «Мессершмитты» шарахались от него в стороны. Трассирующими нитями они опутали вторую «чайку». Гузов вдруг ощутил страшный удар, словно истребитель ударился о что-то твердое. Ноги слетели с педалей, с приборной доски посыпались стекла. Почувствовав резкую боль в правой ноге, наклонил голову и увидел на полу кабины кровь. Инстинктивно потянул штурвал на себя. Заныла правая рука, но мотор послушно потянул вверх. «Мессершмиттов» вроде бы прибавилось: перед глазами мелькали одни белые кресты на фюзеляжах. Сбить бы хоть одного, по пулемет молчал — патронов не было, «Все. Теперь конец». Он поглядел вниз. Под крылом проплывала земля острова Муху. Чуть впереди и значительно ниже летел «юнкерс» и бомбил боевые порядки моонзундцев. «Таранить фашистский бомбардировщик! — мгновенно мелькнула мысль. — Погибать — так с музыкой!..»
«Чайка» стремительно сближалась с «юнкерсом». Напряжение Гузова достигло предела. Он боялся, как бы бомбардировщик не увернулся от столкновения или истребители не сбили его до сближения. Секунды тянулись медленно. «Скорее, скорее, скорее!» — торопил он свою израненную «чайку». «Юнкерс» все ближе и ближе, вот он совсем рядом. Ясно видно в верхней кабине испуганное лицо стрелка.
Еще мгновение — и пропеллер «чайки» резанул кабину «юнкерса». От удара самолеты сцепились
В кольце
Весь день 13 сентября немецкие самолеты беспрестанно бомбили 43-ю береговую батарею.
Одна из бомб разорвалась возле дома Каалей. Осколками выбило стекла, а взрывной волной снесло с сарая камышовую крышу. Оставаться на хуторе становилось опасно. Букоткин предложил старому рыбаку перебраться в более надежное место, в глубь острова, к дальним родственникам. И Каали стали собираться в дорогу, решив выйти пораньше, до появления фашистских самолетов.
Букоткин намеревался рано утром проводить своих добрых соседей, с которыми, может быть, больше никогда не придется встретиться. На рассвете он постучал в тонкую дощатую перегородку, за которой жил Карпенко, и, сполоснув лицо холодной водой, вышел на улицу.
Когда они подошли к дому Каалей, хозяева были уже наготове. Юлия Филипповна с мешком за плечами держала за веревку корову. За спиной Марии висели два больших узла.
— Уходим. Не будем прятаться. Нельзя прятаться. Вредить немцу будем. Совсем как партизан, — объяснил Василий Алексеевич.
— Одобряю, отец, — сказал Карпенко.
— Бревна надо — бери сарай. Еще надо — дом бери. Лайба — бери тоже.
— Спасибо, спасибо, Василий Алексеевич, — поблагодарил Букоткин. — И вам спасибо, Юлия Филипповна, и тебе, Мария. Никогда вас не забудем. Счастливого пути. До свидания. Ятайга…
От Каалей на батарею Букоткин и Карпенко возвращались молча. Говорить не хотелось. Проводы напомнили им тяжелое расставание со своими семьями. Где они сейчас? Что с ними? Как живут? Карпенко отправил жену с тремя маленькими дочками. А дорога трудная, длинная. Выдержат ли это тяжелое испытание без него, без отца?.. Придется ли им встретиться? Поехали они на Украину, на родину, а там сейчас фашисты…
С командного пункта донеслись тройные удары в рынду: вахтенный отбивал сигнал воздушной тревоги.
— Опять летят, дьяволы, — выругался Карпенко. — С утра начинают. Ну совсем не дают спокойно жить!
Букоткин заторопился на командный пункт. Около зенитной пулеметной установки, расположенной в круглом дворике, покрытом свежим дерном, он на минуту задержался. Раздвигая воткнутые в бруствер зеленые ветки, перед ним появился командир зенитной установки младший сержант Байсулитов.
— Самолет летает совсем низко. Каждый день летает. Сбить надо, товарищ командир. Летать меньше станет.
— Пробьет еще и ваш час, Байсулитов. А пока наберитесь терпения и ждите, — ответил Букоткин.
Он поднялся по трапу в боевую рубку, где дежурил командир взвода управления. Из открытого люка, ведущего на дальномерную площадку, до его слуха донесся знакомый гул немецких бомбардировщиков.
— Ничего не могу понять, товарищ старший лейтенант, посмотрите сами, — торопливо сказал Мельниченко.
Букоткин поднялся на дальномерную площадку. Было раннее утро. Солнце уже оторвалось от горизонта. Розовые пучки лучей с трудом пробивались сквозь пышные грязноватые облака. Земля и залив очищались от тумана, хмуро встречая серый осенний день. Лениво клубясь, седой туман нехотя поднимался от воды и, подхватываемый свежим ветром, уносился на запад, к морю.