Хроника времен Василия Сталина
Шрифт:
— Нет, его брата, Федора Павловича Супруна…
И вот в течение месяца, точно в назначенное время, я являюсь с окраины Киева на Печерск, где в одном из старинных домов меня встречает обаятельнейшая из женщин — Тамара Васильевна. Любезно вручая мне семейный архив Супрунов, она всякий раз деликатно оставляет меня над бумагами, а сама принимается готовить то галушки по-украински, то свой фирменный салат под великолепную самогонку. Затаив дыхание, я перебираю сотни документов, донесений, докладов, фотографий… Я не могу пропустить ни одной строки дневниковой хроники лётчика-испытателя Федора Супруна, ни одной из сохранившихся записей, сделанных порой на случайных клочках школьных тетрадей, блокнотов.
И так день за днем раскрывалось тайное, мало кому ведомое, что еще долго после той истории, к которой пора приступить, не давало покоя компетентным органам, а следовательно и тому, кто был непосредственно причастен к ней…
Дело, о котором пойдет речь, увенчалось в свое время правительственными наградами. Высокими — по рангу — для чиновников высоких ведомств и скромной
«Красной Звездой» — неизвестному миру майору. Именно он сделал то, о чем долгие годы молчали, что так и осталось бы неизвестным, если бы не одно качество, одна черта того майора — педантичность, дивная даже для вышколенных профессиональных разведчиков.
Сразу скажу: в расшифровке многих документов и записей Федора Супруна мне помогла его верный друг Тамара Васильевна.
Итак, весна 1943 года. Американцы начали поставлять нам по ленд-лизу истребитель «Аэрокобра Р-39» (Белл). Проще — «кобру». Сами они предпочитали другие самолеты — «лайтинг», «мустанг», «Тандерболт». Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят (пока пахать на нем не начнешь…). А вот на полях воздушных тот конь, как выяснилось, хромал на все четыре ноги!
Нельзя, конечно, хулить все только за то, что оно американское. На «кобре» неплохо, например, было придумано трехколесное шасси с носовым колесом. На рулежке и взлете мотор перед глазами не торчал, он стоял за кабиной летчика, так что получался хороший обзор — словно в партере сидишь — рули без помех хоть до самого Парижа. И все же спотыкался чужеземный конь на каждом шагу — и в воздухе, и на земле. Ну, взять хотя бы узлы крепления тех же шасси — они то и дело трещали особенно при работе с неподготовленных площадок и в распутицу. А много ли у нас в войну было бетонных-то полос на полях российских?..
Опять же хвост у «кобры» — непонятно, для кого рассчитывали его американские специалисты. При выводе из пикирования пилот потянул машину чуть поэнергичней — горизонтальное оперение в стороны, хвост скрутился, как у мокрого петуха — падай, милок, отлетался!..
А двигатель… То его заклинит в полете, то он загорится ни с того ни с сего. Конечно, и у нас случались пожары в воздухе. Но на «кобре» тягу управления рулями высоты пристроили почему-то вдоль движка, и от огня она легко перегорала. Ну, а без руля высоты — т. е. без хвоста — даже ворона не полетит.
Еще в Америке додумались: трансмиссионный вал от двигателя до выносного редуктора винта провели на «кобре» под полом кабины летчика — между ног. Когда вал разрушался — бойца мгновенно убивало. Этакая средневековая казнь…
Ну и главное. «Кобра» имела особенность совершенно непроизвольно срываться в штопор. Вывод из него был весьма затруднителен. Пилоты, как правило, погибали. В НИИ ВВС на этой каракатице разбились два опытнейших лётчика-испытателя — К. Груздев и К. Овчинников. Так что же было делать? Все-таки воевать с немцами или считать гробы во имя «технического прогресса» любезного дядюшки Сэма?..
Руководство научно-исследовательского института направило за океан американской фирме «Белл Эйркрафт Корпорэйшн» рекламации. Вскоре из Штатов в Москву прилетели инженеры с одним из конструкторов «кобры». Американцы не очень поверили нареканиям русских. Как, мол, так, да не может такого быть — американская техника лучшая в мире! И уже свой гимн готовы были затянуть — со слезой: «Америго, Америго…» Тогда наши предложили джентльменам прокатиться в боевые полки — ознакомиться с обстоятельствами летных происшествий не по бумагам, а послушать, что там скажут. Понятно, за ними ринулся косяк особистов, политкомиссаров — эти шныряли, где надо и где не надо, бдительность летной братвы блюли! А что было терять-то бойцам? Или задницу заморским гостям лизать — любимое занятие российских демократов! — или кости боевых друзей собирать от полетов на той «кобре». Так что по-русски выложили правду-матку пилоты, и представители фирмы «Белл Эйркрафт Корпорэйшн», пообещав устранить конструктивно-производственные дефекты своей недоделанной «кобры», отчалили восвояси.
В декабре 1943 года от той фирмы летит в заснеженные края России сообщение: готово! Фирма просила прислать летчика и инженера, чтобы те посмотрели на месте и убедились, какую великолепную машину сделали американцы для русского Ивана. Называли они свою доработанную машину уже не просто «кобра», а «королевская кобра»!
17 февраля 1944-го транспортный самолетишко Ли-2 взял курс на восток. В Америку летели группа наших нефтяников, сотрудник торгпредства и два испытателя из НИИ ВВС — А. Г. Кочетков и Ф. П. Супрун. Андрею Кочеткову предстояло полетать на том «королевском» змее, а Федор Супрун должен был выступать в качестве ведущего инженера, а заодно и переводчика.
Тут следует кое-что пояснить. Федор Павлович Супрун, брат выдающегося лётчика-испытателя, дважды Героя Советского Союза Степана Супруна, переводчиком оказался не случайно, он в совершенстве знал английский. Еще в 1911 году их отец, Павел Михайлович, оставил родную Сумщину и отправился по вербовке в Канаду. Откровенно-то говоря, слесарю-механику Харитоньевского сахарного завода просто необходимо было укатить из России куда-нибудь подальше. В годы смуты после японской войны сумские мужики подпалили несколько помещичьих имений, и жандармы кое-кого арестовали. Павел Михайлович был одним их тех, кто подпустил толстосумам красного петуха, так что от родных берегов он отчалил очень даже вовремя.
В городке Виннипег механик Супрун устроился чернорабочим на кирпичный завод. Работал он много, копил деньги, а по вечерам ходил в школу — учился выговаривать по-чужому всякие слова.
Через два года Павел Михайлович с большим трудом собрал необходимые деньги, купил в пароходстве «шифскарту» для своей любимой жинки Прасковьи и трех сыновей — Григория, Степана и Федора. Долго ли, коротко ли, но они добрались до Виннипега и прожили там больше десяти лет. Феде, младшему из братьев, когда он ступил на землю Канады, было три годика, а когда семья отправилась назад, в Россию, уже тринадцать. Так что английским языком инженер-майор Федор Супрун владел не хуже, чем русским.