Хроники Арехина

Двуколка остановилась у парковых ворот. Открыты, шлагбаум поднят, но у въезда стояла будка, а у будки – старик почтенной наружности в форме стрельца допетровских времён. С настоящим бердышом, солнце так и сверкало на лезвии.

– Куда изволите ехать, господин хороший? – спросил он.

– Не узнаешь, Петрович? – спросил сидящий на козлах человек, одетый практично, и вместе с тем достойно, всякому видно: барин, а не кучер.

– Узнаю, как не узнать, Александр Иванович, но для порядка обязан

– Порядок – то, в чём прежде всего нуждается русский человек, – согласился барин. – Помещик Арехин Александр Иванович с сыном и господин Конан-Дойль, английский путешественник, по приглашению его высочества принца Петра Ольденбургского.

– Добро пожаловать, – ответил ряженый стрелец и отставил бердыш на манер салюта, мол, проезжайте, вам тут рады.

Барин вроде бы и не пошевелился, но лошади шагом прошли ворота, рысью пробежали по парку и шагом же въехали в другие, уже дворцовые ворота, впрочем, тоже открытые нараспашку.

Подскочил казачок Никита, паренёк лет шестнадцати.

– Карл Иванович сейчас подойдёт, а пока дайте, вашбродь, я помогу – он взял левую лошадь под уздцы, и двуколка двинулась к свитским номерам, где лошади и застыли. Барин соскочил на землю. Из двуколки вылез мальчик лет семи и господин в полном расцвете сил.

Как раз и мажордом поспел, Карл Иванович.

– С приездом, гости дорогие! Его высочество сейчас на заводе, но через час освободится – сказал он на безупречном русском языке, что сразу выдало в нем немца. – Вам, господин Алехин, отведена голубая комната, а вам, мистер Конан-Дойль – жёлтая. Обе во втором этаже. Никита вам поможет с багажом и прочим.

– Уж я постараюсь, – сказал казачок, и начал доставать чемоданы из двуколки и аккуратно, чтобы не испачкались, ставить на каменное крыльцо. Малый он был сильный, и справился с делом в минуту. Затем посмотрел на Карла Ивановича.

– Начни с англичанина, он человек непривычный, а Александр Иванович Россию знает.

– Мусью, – начал казачок, – силь ву пле…

– Он по-русски не понимает, и во французском не силен, – сказал Арехин-младший, а Арехин старший одобрительно кивнул. – Я ему переведу, – и он заговорил с англичанином.

– Он рад, всех приветствует и благодарит, а жёлтая комната для него имеет особое значение, за что благодарит отдельно, – перевел мальчик слова Конан-Дойля.

– Вот и чудесно.

Мальчик указал казачку багаж англичанина и тот быстро, полубегом, отнес чемоданы наверх. Затем пришел черёд самого англичанина. Нет, казачок не нёс английского путешественника, но сопровождал таким образом, что Конан-Дойль нечувствительно оказался в номере в считанные секунды. Казачок показывал, а Арехин-младший переводил – ванная с горячей и холодной водой, ватерклозет – всё, что и положено современному дому. Рамонь к двадцатому веку готовится на славу.

Оставив англичанина привыкать к месту, казачок взялся за Арехиных. Тут и перевод не требовался.

– Я немного погуляю в парке, – сказал Арехин-младший.

– В парке? В парке погуляй, в парке можно, – ответил Арехин-старший рассеянно. Рассеянность объяснялась просто: он раскладывал на столе маленькие листки пергамента. Издали можно было подумать – пасьянс, но листки были не игральными картами, а географическими. Точнее, фрагментами географической карты. Взять географическую карту, начертанную прилежным картографом старых времён, разрезать её на сто неравных кусочков, выбрать двадцать и попытаться сложить их так, чтобы понять, какое место изображено. Но не получалось. Проекция непонятна. Масштаб неизвестен. Широта и долгота не указаны. Населенные пункты? Есть изображения ступенчатых пирамид, православных церквей и зубчатых башен, такой вот набор. И надписи есть, на непонятном языке. Не латинский шрифт, не кириллица, не арабская вязь, не китайские иероглифы, вообще, петербургскими учёными не опознан ни один из известных живых или мертвых языков. Есть извилистые линии, вероятно, реки. Есть массивы елочек и дубков – вероятно, леса. Есть холмы – очень немного. И есть пятиугольник размером с ноготь указательного пальца мужчины. Серый на свету, в темноте он переливался всеми цветами радуги. Не ярко, но вполне заметно.

На обороте каждой карточки карандашом были проставлены номера, вразброс, от 3 до 98. Ни одного номера подряд. Арехин-старший раскладывал их рядами десять на десять, пять на двадцать, восемь да двенадцать, но выходило скверно. Слишком много пустого пространства. Пятиугольник? Да, интересно, собственно, с этим он и приехал сюда, но кто знает, что осталось за пределами двадцати лоскутков?

Арехин-младший тем временем спустился по лестнице, прошёл вестибюль, вышел на дворцовую площадь (не петербургскую, но с фонтаном в центре), дошёл до ворот и оказался в парке. Парк размерами невелик, а если сравнивать с парками Царского Села, Гатчины или Петергофа, так просто мал, но Арехин-младший парками избалован не был, и потому с удовольствием гулял по аллеям, разглядывая клумбы, деревья и лабиринт в центре. Правила прохождения лабиринтов он знал теоретически, из книжки, и теперь хотел опробовать на практике. Не съест же его Минотавр.

Вход в лабиринт он нашёл легко. Да что искать: на столбике была деревянная стрелка-указатель с надписью «Лабиринт. Вход».

Башенные часы сыграли два такта «Коль славен наш Господь в Сионе», после чего пробили полдень.

Он посмотрел на небо. Солнце стояло высоко, как и должно стоять июльскому солнцу в это время. Представил, что взлетел в небо на триста шагов. Оглядел окрестности. Под ним – сплошной зеленый квадрат. Лабиринт. Ну, это он пока сплошной.

Арехин-старший шагнул ко входу.

– Погодите!

По парку шёл мальчик его лет. Одет так, как одеваются дети из приличных семей. Не слишком броско, но чисто и опрятно. Он и сам так одет.

– Вы сегодня приехали, да? Я из окна видел.

– Сегодня. Александр Арехин-младший, – представился Арехин. В гимназии, говорят, представляются только по фамилии, но ведь он ещё не гимназист.

– Георг Тольц, – и, секунду помедлив, мальчик добавил: – Барон Тольц.

– Отлично. Я буду вас звать Тольцем, а сойдемся поближе – просто бароном.

– Хорошо, – согласился мальчик. – Вы хотели войти в лабиринт?

– И сейчас хочу.

– А вы знаете, в лабиринте недолго и заблудиться?

– Догадываюсь. Но взрослому заблудиться легче.

– Почему?

– Он полагается на свой возраст, опыт, знания, нам же остаётся думать.

– Согласен, – сказал Тольц. – Но я ходил в лабиринт с отцом. Он путешественник, бывал и в Африке, и в Индии, и в Амазонии. Так он говорит, что в лабиринте всякий может растеряться. Особенно если гроза, змеи, тигры.