Хроники Черного Отряда: Черный Отряд. Замок Теней. Белая Роза
Шрифт:
Долгое пребывание в комнате всем осточертело. Началась суета. Лишь Душелов сохранял невозмутимость. Наверное, он понимал, почему нам не терпится выйти на улицу.
Разумеется, площадь оказалась именно такой, какой ее описал Гоблин.
– Так в чем же дело, в конце концов? – спросил я.
Одноглазый ухмыльнулся.
– Молчальник хренов! – не выдержал я. – В игрушечки играет.
– Сегодня ночью? – спросил Гоблин.
Одноглазый кивнул:
– Если черный призрак прикажет.
– У
Он занимался этим часами, и от скрежета стали о точильный камень у меня по спине бегали мурашки. Это знамение. Ворон точит нож лишь в том случае, если ожидает, что ситуация станет паршивой.
В ответ Одноглазый по-вороньи каркнул.
Фургон мы выкатили в полночь. Хозяин конюшни обозвал нас полоумными. В ответ Одноглазый одарил его своей знаменитой улыбкой и сел на место кучера. Остальные пошли пешком, окружив фургон.
Наш груз изменился. Кое-что добавилось. Кто-то высек на камне надпись. Наверное, Одноглазый – во время очередной своей таинственной отлучки.
Вместе с камнем в фургоне ехали объемистые кожаные мешки и дощатый стол, достаточно крепкий на вид, чтобы выдержать вес глыбы. Ножки были сделаны из темного полированного дерева с инкрустированными символами из серебра и слоновой кости – очень сложными и таинственными иероглифами.
– Где вы раздобыли стол? – спросил я.
Гоблин пискнул и рассмеялся.
– Но сейчас-то вы мне можете сказать? – прорычал я.
– Ладно-ладно, – смилостивился Одноглазый, гнусно хихикая. – Мы его сделали.
– Для чего?
– Чтобы положить на него камень.
– Вы так ничего и не объяснили.
– Терпение, Костоправ. Всему свое время.
Вот же гад!
Площадь, куда мы прибыли, выглядела странновато – ее окутывал туман, хотя нигде в городе тумана не было.
Одноглазый остановил фургон в центре площади:
– Выволакивайте стол, парни.
– Выволакивайся сам, симулянт! – пискнул Гоблин. – Думаешь, тебе удастся посачковать, пока мы надрываем пуп? – Он обратился за поддержкой к Эльмо: – У этого паршивого инвалида вечно наготове какая-нибудь отмазка.
– А ведь ты прав, – кивнул Эльмо.
Одноглазый принялся возмущаться. Эльмо не выдержал и рявкнул:
– А ну стаскивай свою задницу и ползи сюда!
Одноглазый метнул в Гоблина убийственный взгляд:
– В один прекрасный день, огрызок, я тебя прихлопну. Наложу проклятие импотенции. Как тебе такое понравится?
Его слова не произвели на Гоблина впечатления.
– Я бы давно наложил на тебя проклятие тупости, если бы мог усилить то, что уже сотворила природа.
– Выгружайте же наконец
– Нервничаешь? – спросил я.
Перепалки колдунов никогда его не раздражали. Он, как и все, считал их развлечением.
– Да. Залезайте с Вороном в фургон и выталкивайте стол.
Стол оказался тяжелее, чем выглядел. Лишь совместными усилиями мы смогли вытащить его из фургона. Притворное кряхтение и ругань Одноглазому не помогли. Я спросил его, как они с Гоблином ухитрились запихать стол в фургон.
– Мы его в фургоне и сделали, болван, – ответил он и принялся покрикивать, требуя переместить стол то на полдюйма в одну сторону, то на полдюйма в другую.
– Оставьте, где стоит, – сказал Душелов. – У нас нет времени на ерунду.
Его раздраженный тон возымел действие: Гоблин и Одноглазый тут же перестали грызться.
Мы уложили камень на стол. Я отошел в сторонку, вытирая с лица пот. Вся моя одежда пропотела насквозь – и это в разгар зимы. Камень излучал тепло.
– Мешки, – бросил Душелов.
Слово было произнесено голосом женщины, с которой я был бы не прочь познакомиться.
Подхватив мешок, я закряхтел от натуги – он оказался тяжел.
– Эге! Да это же деньги!
Одноглазый захихикал. Я свалил мешок под стол, в кучу других. Там уже лежало целое состояние. Никогда в жизни не видел столько сокровищ разом.
– Разрежьте мешки, – приказал Душелов. – Скорее!
Ворон полоснул ножом. На булыжники посыпались драгоценности. Мы уставились на них, борясь со вспыхнувшей жадностью.
Душелов схватил Гоблина за плечо, взял за руку Одноглазого. Оба колдуна словно съежились. Троица встала лицом к столу с камнем.
– Отгоните фургон, – велел Душелов.
Мне так и не удалось до сих пор прочесть бессмертные слова, высеченные на камне. Я быстро приблизился к столу и пробежал глазами по строчкам:
Пусть тот, кто пожелает назвать
это богатство своим,
положит голову презренного Загребущего
на сей каменный трон.
Ага. Ясно сказано. Откровенно. Доходчиво. Как раз в нашем стиле. Ха!
Я шагнул назад, прикидывая, сколько своих кровных вложил в эту операцию Душелов. В груде серебра виднелись золотые блестки. Один из мешков извергал необработанные драгоценные камни.
– Волосы, – потребовал Душелов.
Одноглазый вытащил прядку волос. Душелов припечатал их пальцем к стенке углубления (как раз размером с голову) в каменном блоке, потом отступил на шаг и взял за руки Гоблина и Одноглазого.