Хроники Эллизора. Трилогия
Шрифт:
– Зачем тебе... это?!
– А здорово это нам, здорово!
– опять захихикала тьма.
– Нам это в самый кайф! Потому что против Бога это! Лежишь ты такой, вот, нежитью, а мы можем мучить и мучить! Хоть целые века! Душа-то ещё не здесь и не там, во снах заблудилась, так нам и вся радость-то особым образом душеньку покошмарить! Не традиционным образом, вот! Это ещё почище, чем просто тот свет, этот ваш "Берег"! До такого даже мы не додумались! Вы, людишки весьма и весьма бываете изобретательны! Ну, так, любезный, вот мы тебя-то и покошмарим! Прямо завтра и начнём! А лекарства все равно не найдут! Нету его здесь на вашей земле проклятой, нет! Потому
– А где же... где есть... лекарство?
– Ишь, чего захотел! Так я тебе и сказал! Хитрый тоже! Не здесь оно, не здесь! За тридевять, как говорится в сказках, земель! Да и не в нашей власти!
– А в чьей же тогда?!
Человекоподобная тьма вдруг начала колебаться и терять четкие очертания, хотя ещё и какое-то время сохраняла способность говорить:
– Погоди! Это всё только начало! Скоро мы всей твоей Землёй окончательно завладеем! Грядет наш царь! И наш час уже наступает! И никто вам не поможет, никто! И не стоит помогать! А ты со своим "весом" и вовсе смешон, дурак, ишь чего придумали, самому нашему князю сопротивляться?! Ух-ух...
Тут, клубящееся возле кровати Зарайского зло начал распадаться, сворачиваться в какой-то дымно-пепельный обрубок, который и потянулся туда, откуда пришёл - за окно. А Джон почувствовал совершенно непереносимую и жгущую его изнутри ненависть. Нет, зло должно быть уничтожено - прямо сейчас, иначе будет поздно. Иначе оно уничтожит всю Землю, всех людей. Он это очень хорошо понял, потому что зло не шутило. И само оно не шутка и не сказка! И вообще оно было реально, совершенно реально.
Зарайский поднялся с какой-то необычайно легкостью. Боли он не чувствовал. Зло еще клубилось в окне, поэтому ухватить его не составило труда - как ни странно, чернота эта была вполне осязаемой. Однако ухватив её, Зарайский с ужасом понял: он не знает, как дальше с этой тьмой в собственных руках быть.
У него не было против этого зла никакого оружия.
Глава ПЯТНАДЦАТАЯ
УЖАСНЫЕ ПОДВИГИ о. МАКСИМА
На поминках по новопреставленному Джону Зарайскому о. Максим умудрился заметно перебрать, хотя никогда особо алкоголем не злоупотреблял. Анализируя чуть позже происшедшее, он начал подозревать, что виной тому послужил новый глава VES Рем Голышев, с которым Окоёмов за столом почему-то оказался рядом и который весьма и весьма умело подливал благочестивому иерею хороший коньяк. "Хеннеси", кажется. Или что-то в этом роде, потому что в марках французского коньяка честной иерей разбирался плохо. Жаба съела его бы в чистую, позволь он себе на свои же кровные хоть одну полулитру такого рода напитка. Максимум, что изредка позволял, если была необходимость, то наш отечественный продукт, к примеру, тот же дагестанский (это не реклама!)
А тут расслабился. Да и не мудрено. Повод был серьезный. Трагический повод. Гибель Зарайского его поразила. Можно сказать, что и потрясла. Да ещё и Великий пост в разгаре, и хотя коньяк продукт сугубо постный, из растительного же сырья, однако не всякая постная закуска ему под стать.
– Правда, это самоубийство?
– спросил он Голышева за тем же застольем.
Тот хмуро кивнул:
– По внешним признакам - да... Хотя есть нюансы до конца непонятные.
– Какие же? Если не секрет...
– В палате этой спец-больницы бронированные стекла, а окно было зафиксировано так, что его нельзя было открыть, только - форточку. Тем не менее, он как-то умудрился разбить стекло.
– А стекло не могло быть разбито извне?
– Нет, это исключено. Экспертиза установила, что изнутри.
Окоёмов пытался, было, продолжит разговор в интересующем его ключе, ведь не договорил он тогда с Зарайским или, точнее, Джон этот самый Александрович чего-то не договорил. А всё из-за отсутствия допуска к секретам VES.
– Мне из разговоров с Джоном Александровичем показалось, что его что-то очень мучает. Но он прямо или не мог или не хотел сформулировать.
– И что же его могло так мучать?
– как будто заинтересовался Голышев, хотя интонацией вооружился нейтральной.
– Он это несколько странно сформулировал. Сказал, что он... или "мы", ну... вся ваша контора борется с каким-то злом! Мировым злом, кажется, если я правильно понял.
Голышев, повертел перед собой вилкой, с надетым на неё маринованным огурчиком, и усмехнулся:
– Да, терроризм и есть зло. Так оно... Да вы батюшка закусывайте, вот, кстати, неплохой жульен!
О. Максим отмахнулся от жульена:
– Мне показалось, что он имел ввиду нечто другое. Не терроризм как таковой.
– Да? А что же тогда?
– Зло как нечто метафизическое!
– Метафизическое? А нельзя ли это конкретизировать? В чём или ком это всё, ну, зло выражается?
– Если в ком, то это, прежде всего, диавол. И демонические силы.
Голышев даже крякнул:
– Эка, вы, батюшка, хватили! То есть, мы как спецслужба, боремся с демонами?
– Это не я хватил, это... покойный Джон Александрович... что-то подобное пытался мне сказать.
На этот раз собеседник о. Максима промолчал, затем подлил иерею в рюмку коньяк и молча же приподнял свою стопку, где было что-то светлое и прозрачное - вероятно, водка.
Когда о. Максим почти незаметно для себя уже оказался нагружен качественным французским алкоголем, он вдруг понял, что в свою очередь отвечает на вопросы, довольно хитро и последовательно сформулированные Голышевым. Причем само начало этих вопросов-ответов о. Максим словно бы и не заметил.
Но, тем временем, речь шла уже о его, Окоёмове, супруге:
– Значит, говорите, подруг у вашей Кати не так много?.. А, вот, Кокорина, Татьяна, она как, часто у вас дома бывает?
О. Максим несколько удивился, что разговор ушёл в такую степь. Перед этим была ещё чем-то другом речь. Да, о диаволе... И ещё о чем-то ведь...Ах да, о каких-то берегах, что ли? "От берегов отчизны дальней!" Кто это вообще написал? Нет, это же Голышев и интересовался, откуда он, о. Максим, знает про "Берег"-то? Про "БЕРЕГ" этот самый? Так сам Зарайский ему про это и рассказал, пока ещё был жив. В больнице. Ещё сказал, что очень этого "БЕРЕГА" боится. Просто до ужаса! Что все боятся этого "БЕРЕГА", если, не дай Бог, до него дело дойдёт. Не иначе как бредил, ага? Вполне возможно. А сам о. Максим - нет-нет, никому! Это секрет... это секретно! Крайне секретно, разумеется, он это понимает и - никому и никогда! Пусть его даже пытают, врагу не слова! Про "БЕРЕГ" никакой враг-вражина ничего не узнает! Однако, какой же хороший человек этот Голышев! Душа у него о всех болит... Даже о подругах его, о. Максима, матушки. Нет, решительно, душа-человек!