Хроники Эллизора. Трилогия

Спиридонов Андрей Владимирович

– -- Я не знаю, я плохо помню... Я зашёл в тюрьме к Леонарду, но мы с ним опять не поладили... Потом... Потом я сидел в канцелярии... Немного отдохнул... Да...пошёл... Да, куда же я пошел? Очень это важно, да... А-а, ну, конечно, я же хотел допросить Чужестранца... Пора уже его допросить, сколько можно тянуть? На днях мы должны открыть заседание суда, а его ещё ни разу не допросили... Куда это годится? Ну, вот я и пошел... А дорога... то есть, коридор...

– - Так ты был у него? Ты говорил с ним?
– - голос Деоры дрожал от нетерпения.
– - Говори, чего ты молчишь, хранитель?!

– - Деора, я не помню... Наверное, нет, не говорил,

у меня такое ощущение, что я заблудился там... Коридор какой-то не тот, освещение другое, дверь... Да, представляешь, они поменяли дверь!

Опять же Яков не видел лица матери, но само её молчание было красноречивым.

– - Тебе ещё повезло, хранитель, -- наконец сказала она уже более спокойным голосом.
– - К твоему же счастью, тебя не допустили к нему, а то, не исключено, ты бы уже не говорил со мной...

Анасис тоже помолчал, видимо, обдумывая услышанное, а затем прохрипел:

– - Кто не допустил, кто? Кого ты имеешь в виду?

– - Это уже неважно, хранитель, это не имеет значения, кто... Важно, что ты чудом уцелел... Ты хоть это уразумел? Теперь же, как я понимаю, наша задача вновь поставить тебя на ноги?

– - Да, Деора, да, иначе всё пропало!

– - Проблема в том, Анасис, что сейчас это будет посложней, чем в прошлый раз. Тогда от тебя требовалось просто согласие, а сейчас нужно твоё более серьёзное участие, нужна своего рода инициация...

– - Что-что?
– - не понял хранитель.
– - Что ты имеешь в виду?

– - Я постараюсь объяснить...-- голос Деоры вдруг стал холодным, и в нём зазвучал металл. Яков прежде никогда не слышал

т

акого

голоса матери. И ему за стеной и дверью сделалось страшно.
– - Но ты поймёшь это не сразу, по ходу дела... Представь себе, что ты сделан из железа... И вот по разным причинам это железо, это твоё тело заржавело... Нам надо избавиться от этой ржавчины, нужно отряхнуть её. Ещё лучше, превратить железо в золото, но в случае с тобой это нереально...

– - Постой, Деора, -- прервал колдунью хранитель, -- у меня есть золото! Настоящее! Высокой пробы! Сколько тебе нужно?

– - Тьфу ты!
– - в сердцах сплюнула Деора.
– - Да я ж не о том! Забудь пока про своё золото! В общем, чтобы тебе помочь, нам нужно уяснить, что в твоей жизни явилось самым для тебя трудным, мучительным, страшным! Нечто такое, за что тебя всегда обличает совесть... Ведь есть такое, есть?!

Голос Деоры почему-то возвысился и даже загремел набатом, так что Яков начал инстинктивно отступать в сторону подвала, судорожно сжимая правой рукой рукоятку от винтового стержня арбалета. Ему было и страшно и интересно одновременно, он желал бы подслушивать и дальше, но ноги сами уносили его подальше от гостиной.

– - Деора, Деора, что ты говоришь, зачем тебе это?
– - донёсся сверху голос Анасиса, в котором явственно сквозил ужас.

– - Затем, что иначе ты не встанешь с этого ложа озлобления и смерти! У тебя нет другого выхода!

– - Деора...
– - опять повторил Анасис, и голос его звучал умоляюще и совсем слабо.

– - Ну, хорошо! Я помогу тебе, раз ты не можешь сам!
– - Деора заговорила ещё громче и уже с нескрываемым презрением.
– - Но имей в виду, что это может быть твой последний шанс! Скажи, ведь это ты убил свою жену? Ведь это так и было, верно? Из-за того, что она не могла молчать и начала сходить с ума? И ты боялся, что она проболтается? Ведь так, так?!

– - Да-а...
– - прохрипел в ответ хранитель.
– - Да, это так... У меня не было другого выхода. Долг хранителя обязывал меня защищать тайны Закона... А ведь я любил её...

В наступившей тишине Яков отчётливо услышал, как большая и злая осенняя муха бьётся о стекло в комнате, где находились Анасис с Деорой. Сам Яков был уже возле входа в подвал, продолжая сжимать в кармане рукоять от арбалета и всё ещё имея возможность разобрать то, что говорили там, наверху.

– - А теперь, теперь, Деора, это всё? Моего признания достаточно? Я встану, я выздоровею?

Яков не знал, каково это было Анасису, но его, Якова, раздавшийся в ответ хохот Деоры потряс до глубины души:

– - Не будь таким наивным, хранитель!
– - смеялась она.
– - Мы не в церкви на исповеди, как в прежние времена! То давно уже миновало! Наоборот! Твоя главная беда -- совесть! У тебя ещё остались её крохи! И они точат тебя, как ржавчина! Но ты должен мобилизоваться. Отряхни эту ржавчину! Сбрось! Ты должен встать и ещё раз убить свою жену! Скажи, как это было? Ты же не мог забыть...

После продолжительного молчания раздался сдавленный голос Анасиса:

– - Это был её любимый луковый суп...

Больше Яков ничего не слышал, потому что закрыл за собой дверь подвала. Его трясло, но, пожалуй, не от страха, а от какого-то ранее ещё не испытываемого им возбуждения. То, что наверху творила его мать, было почище Скунса... Да что там Скунс! Теперь он казался безобидным домашним животным с несколько разросшимися клыками да ядовитой слюной, только и всего! Оказывается, слово может быть страшней любого чудовища! Сильней! И откуда у его, Якова, матери взялась такая сила в словах? Уму непостижимо! Яков забился в угол, пытаясь хоть немного прийти в себя. Осмыслить то, что он услышал и ощутил. Как велика может быть власть над другим человеком, над этими жалкими людишками!

Что-то мешало ему в кармане. Он достал винтовую рукоять арбалета и в очередном потрясении увидел, что в его ладони она сплющилась, словно была сделана из глины или пластилина.

Корнилий не любил лошадей, как, впрочем, и любой другой транспорт. Поэтому, если представлялся случай, предпочитал ходить пешком. Конечно, он мог управиться с любой лошадью, но в отличие от многих наездников это не доставляло ему удовольствия. Оставив Анасиса у Деоры, Корнилий решил не спеша прогуляться и хорошенько всё обдумать. Конечно, принятый наркотик вряд ли мог способствовать трезвомыслию. Но, как говорится, одно дело -- результат, другое -- намерения. А намерения у Корнилия в тот момент выглядели так: понять, что, действительно, нужно делать в создавшемся положении, чтобы выйти сухим из воды и не лишиться ни должности, ни жалования, ни самой жизни. Несмотря на то, что главный стражник волею судеб участвовал во многих интригах и неблаговидных делах, нельзя сказать, что он скопил на чёрный день хоть сколько-нибудь приличные средства. Кубышка была не слишком велика, и случись что с ним, Корнилием, его больной жене вряд ли хватит дольше, чем на пару лет скромного существования. Если, конечно, Совет не соблаговолит выделить ей пенсию или хотя бы пожизненную сиделку вместе с продуктовым пайком. Но сие возможно только в случае, если главный стражник Эллизора таковым и останется в памяти народной, а не будет со скандалом уволен и, что не исключено, предан суду.