Хроники Кадуола
Шрифт:
Прежде всего он должен был ждать надлежащего противостояния лун — это условие считалось совершенно непреложным. Луны, их фазы, периоды обращения и взаимное расположение на небе определяли весь уклад жизни тенепытов. Когда наконец образовывалось благоприятное сочетание лун, молодой человек забирался на каменные столбы. Если он был предрасположен к осторожности, поначалу он вступал в состязания только с другими юнцами, только что изготовившими первые танглеты. В случае поражения ему приходилось спрыгнуть или, в худшем случае, упасть со столба, как правило не рискуя жизнью, хотя он обязан был отдать свой танглет победителю. Важнейшая церемония передачи танглета сопровождалась пышной церемонией, в ходе которой победителя превозносили, а побежденный подвергался унижению. Побежденный, обуреваемый горечью поражения и страстным желанием смыть его позор, должен был вырезать новый танглет, бросавший вызов соперникам.
Мало-помалу достаточно способный и удачливый молодой человек оттачивал
Таковы были состязания на столбах: сначала соревнования в беге прыжками по вершинам столбов, а в конечном счете — яростные вызовы на поединок, убийства и акты кровавой мести, быстро истощившие мужскую половину популяции четырех кланов и сократившие общую численность тенепытов до жалких нескольких сотен человек.
Сегодня тенепыты не носят танглеты; тем не менее, они изготавливают нефритовые заколки, которые предлагают в продажу туристам, утверждая, что они добыты из известных только им усыпальниц древних витязей. Не доверяйте этим утверждениям! Изделия тенепытов — современные подделки! Настоящие танглеты высоко ценятся, в связи с чем приезжие авантюристы не раз предпринимали попытки хищнического разграбления усыпальниц. Как правило — можно сказать, во всех без исключения случаях — этих искателей приключений и сокровищ находили мертвыми среди каменных столбов, с перерезанными глотками.
На западной окраине Столбовой Глуши находится поселок Луновей, наименование которого отражает поверья тенепытов, все еще убежденных в том, что их жизнь подчиняется астрономическому ритму образования всевозможных комбинаций девятнадцати лун. Луновей трудно назвать городом — он скорее представляет собой сочетание торгового поста, туристического центра и деревни. Три гостиницы — «Луновей», «Нефритовый танглет» и «Лунный призрак» — предлагают услуги примерно одного и того же класса. Судя по отзывам приезжих, в отеле «Луновей» принимают более эффективные меры по предотвращению проникновения песчаных блох в постели постояльцев; персонал всех трех гостиниц может халатно относиться к своим обязанностям. Берите с собой инсектицид и опрыскивайте им постель перед отходом ко сну. В противном случае к утру ваше тело будет покрыто вызывающими чесотку укусами.
ПРИМЕЧАНИЕ. На первый взгляд тенепыты вежливы и терпеливы. Это впечатление обманчиво, и вы в этом сразу убедитесь, если толкнете лысую женщину, прикоснетесь к ней, подвергнете ее насмешкам или даже просто заметите ее присутствие. Вам тут же перережут глотку — женщина обрила голову, чтобы сжечь свои волосы в качестве жертвоприношения определенному сочетанию лун с целью, имеющей для нее большое значение. Никогда не улыбайтесь тенепыту — он ответит вам такой же улыбкой, после чего быстрым движением руки, вооруженной острым кинжалом, сделает вашу улыбку в два раза шире, после чего у вас больше не будет оснований веселиться. Кроме того, вас никто не защитит, а тенепыта никто не накажет, так как вас заранее предупредили о недопустимости нарушения местных обычаев. Не пренебрегайте же нашим предупреждением!»
«Буду иметь в виду», — подумал Глоуэн. Устроившись на стуле поудобнее, он наблюдал за многочисленными прохожими, наполнявшими бульвар — в основном это были инопланетяне из соседних гостиниц и стройные уроженцы Танджари с каштановыми шевелюрами; встречались и гангрилы с сонно полузакрытыми глазами, такие же хрупкие на вид, но с рыжеватыми волосами, отливающими медью. Гангрилы мужского пола носили черные бриджи до колен и цветные рубашки, а женщины предпочитали белые шаровары, черные блузы и маленькие зеленые шапочки.
Глоуэн внезапно вспомнил, что ему так и не подали зеленый чай. Официант, принявший его заказ, стоял неподалеку, и лениво смотрел на озеро. Следовало ли выразить гневное возмущение? Официант только отвернулся бы, всем своим видом показывая, что испытывает не поддающееся описанию отвращение к приезжим и бесконечно от них устал. В результате Глоуэн выглядел бы в глазах окружающих раскрасневшимся крикуном, бесполезно размахивающим руками. Оценив открывающиеся возможности, Глоуэн решил, что проще всего было забыть о чае. Но как только он терпеливо вздохнул, смирившись с таким положением вещей, мальчишка-поваренок принес ему зеленый чай. «Подожди-ка!» — остановил поваренка Глоуэн. Приподняв крышку чайника, он принюхался к содержимому: чай или пылесень? Содержимое больше напоминало по запаху чай. «Кажется, это чай», — предположил Глоуэн.
«Мне тоже так показалось», — отозвался поваренок.
Глоуэн с подозрением взглянул на мальчишку, но промолчал — возможно, в его замечании не скрывалось никакой насмешки. «Хорошо!» — сказал Глоуэн и отпустил поваренка суровым жестом. «В конце концов, — подумал он, — с кухней невозможно спорить; они подают все, что хотят, а клиент вынужден поглощать то, что ему подали, вопреки любым опасениям и подозрениям».
По бульвару приближалось шаткое и ветхое сооружение на колесах — нечто вроде огромной коробки, разукрашенной кричащими узорами, метров двенадцать в длину и четыре в высоту. Шесть высоких колес, каждое на независимой подвеске, наклонялись то в одну, то в другую сторону, виляли и подпрыгивали по мере того, как сооружение переваливалось по мостовой. Управлял перемещением этого удивительного шарабана толстый круглолицый человек с пушистыми черными усами, в широкополой черной шляпе — он сидел на скамье, установленной на переднем краю коробки, и орудовал какими-то рычагами. У него за спиной находилась окруженная низкой оградой верхняя сторона гигантской коробки, где бегали пятеро или шестеро сорванцов неопределенного пола в длинных рваных балахонах, через большие дыры которых временами проглядывали ягодицы. Другие пассажиры высовывались из окон коробки, энергично приветствуя зевак различными веселыми жестами, не всегда приличными. Черноусый толстяк потянул на себя пару рычагов — угрожающе накренившись, коробка затормозила. Складная боковая панель сдвинулась в сторону, открыв взорам окружающих сцену четырехметровой глубины, занимавшую всю внутреннюю полость кузова-коробки. На сцену выступил маленький человечек с шутовской физиономией — его широкий плоский нос почти раздваивался на конце, полузакрытые тяжелыми веками глаза смотрели на публику с меланхолической покорностью судьбе, рот был окружен глубокими складками кожи. Больше всего он напоминал обиженного мопса. На нем были синий костюм, украшенный сотнями оборок и помпонов, и синяя же шляпа с узкими полями и низкой тульей. Он подошел к переднему краю импровизированной сцены и стал садиться на воздух, но в самый последний момент из-под сцены высунулась рука и подставила табурет под его быстро опускающееся основание. Человечек в синем скорчил гримасу и с наигранным недоумением посмотрел на посетителей кафе, после чего протянул руку и стал хватать воздух — но другая рука, появившаяся из-под сцены, тут же вложила ему в ладонь гриф струнного инструмента. Клоун набрал последовательность аккордов и что-то быстро наиграл в верхнем регистре, после чего сделал паузу и спел жалобную балладу о лишениях и трудностях бродячей жизни. Когда он исполнял заключительную каденцию, на сцену вырвались две толстые женщины, принявшиеся скакать и танцевать, высоко поднимая ноги и кувыркаясь под аккомпанемент быстрой веселой мелодии оживившегося клоуна. К клоуну присоединился вышедший из глубины сцены молодой человек с гармошкой; толстухи удвоили свои усилия — их мощные груди высоко взлетали, их руки крутились мельницами. Они так высоко вскидывали ноги, что, казалось, готовы были грохнуться на спину, но вместо этого совершали поразительные прыжки кувырком назад, на мгновение обнажая жирные ляжки и приземляясь на ноги, отчего ходила ходуном вся сцена-коробка. Наконец толстухи схватили клоуна с печальной физиономией и швырнули его со сцены в собирающуюся толпу зрителей, многие из которых закричали и приготовились увернуться от столкновения. Но клоун, привязанный тонким проволочным тросом к длинному шесту, описал широкую дугу над головами публики, ни на секунду не прекращая играть на своем инструменте, и с привычной уверенностью приземлился снова на сцене.
Толстух заменили три девушки в длинных черных юбках и коричневых блузах с золотистым отливом; их сопровождал коренастый юнец в костюме и маске демона, обуреваемого безумной похотью. Демон гонялся за девушками по сцене, совершая бешеные акробатические трюки в попытках сорвать с девушек одежду и повалить их на землю. В тот момент, когда лихорадочные кривляния демона достигли кульминации, две девушки уже бегали с обнаженными грудями, а третья почти потеряла юбку, Глоуэн почувствовал какое-то движение, быстро оглянулся и схватил за кисть девочку восьми или девяти лет. Ее рука уже залезла к нему в карман; ее лицо было в нескольких сантиметрах — Глоуэн смотрел прямо в темные синевато-серые глаза. Девочка отпустила то, что держала в руке. Глоуэн понял, что она собирается плюнуть ему в лицо, и разжал пальцы. Девочка удалилась не торопясь, гордой походкой, бросив презрительный взгляд через плечо.
На сцене уже стоял жонглер, совершавший обычные чудеса с помощью дюжины колец. За ним последовала пожилая босая женщина, игравшая на тяжелой латунной тубе и аккомпанировавшая себе на гуслях, перебирая струны пальцами одной ноги и отбивая гулкую дробь по резонатору инструмента другой ногой. Через некоторое время ей составил компанию рахитичный клоун столь же преклонного возраста, одновременно исполнявший трехголосный контрапунктический мотив на двух волынках и носовой флейте. В заключение десять взрослых актеров составили оркестр, а шесть маленьких детей плясали жиги, кружились хороводами и парами, после чего выбежали со сцены к публике с подносами для добровольных пожертвований. К Глоуэну подошла та самая девочка, которая раньше залезла к нему в карман. Не высказывая никаких замечаний, Глоуэн опустил на поднос несколько монет; не высказывая никаких замечаний, девочка прошла дальше. Уже через минуту-другую коробка на колесах, переваливаясь с боку на бок, двинулась к следующему кафе по другую сторону гостиницы «Кансаспара».