Хроники Кадуола
Шрифт:
Глоуэн взглянул на небо — Фарисса слегка опустилась к горизонту. Он вернулся к чтению путеводителя и нашел главу, посвященную бродячим труппам. странствовавшим по Найону в разукрашенных драндулетах. По оценке автора справочника, на планете было примерно двести таких трупп, каждая со своими традициями и с особым репертуаром.
«Их кочевнические инстинкты настолько сильны, что они ведут себя почти наподобие диких животных, — утверждал автор. — Ничто не способно побудить их к малейшему ограничению свободы. Их социальный статус низок; другие народы считают их сумасшедшими и относятся к ним со снисходительным презрением, незаслуженно игнорируя тот факт, что некоторые номера, исполняемые бродячими труппами, демонстрируют поистине творческую изобретательность, не говоря уже о техническом мастерстве, требующем постоянных
При всей живости и красочности их представлений, жизнь этих бродяг далека от романтической идиллии. Проделав далекий путь, они прибывают в пункт назначения в торжествующем настроении. Но вскоре они начинают беспокоиться и нервничать; уже через несколько дней они отправляются в новое странствие по цветочным степям. Они не легкомысленны — напротив, в быту они скорее производят впечатление людей молчаливых и меланхоличных. По меньшей мере, такими они стараются выглядеть в глазах посторонних, будто подчиняясь какой-то неписаной традиции. В детстве они учатся исполнять номера, как только начинают ходить. Их взрослую жизнь отравляют ревностная профессиональная конкуренция — стремление занять более почетное и незаменимое место в труппе — и просто ревность. Старость не приносит им покоя. Как только старик или пожилая женщина начинают оступаться при выполнении акробатических номеров или сбиваться и фальшивить при исполнении номеров музыкальных, они теряют репутацию в глазах коллег-попутчиков, и к ним начинают относиться как к едва выносимой обузе. Они продолжают выступать, тщательно избегая повторения ошибок и даже поднимаясь на невиданный ранее уровень мастерства, а публика продолжает дивиться их поразительным энергии и ловкости — до того дня, когда они, наконец, не выдерживают и падают, теряя сознание, или извлекают из своих инструментов раздражающую ухо мешанину бессвязных звуков. Тогда наступает конец, и они впадают в апатию. Во время следующего переезда из одного селения в другое цирк на колесах делает непродолжительную остановку посреди ночи, под черным небом, усыпанным разномастными лунами. Старика выталкивают в степь, вручив на прощание бутылку вина. Шарабан уезжает, и старый циркач остается в степи один. Он опускается на землю и просто сидит, глядя на медленно скользящие по небосклону луны, или затягивает песню, давно сочиненную на этот случай. Потом он допивает бутылку вина, ложится на цветы и засыпает беспробудным сном, ибо вино приправлено медленно действующим гангрильским ядом».
Глоуэн отодвинул путеводитель; он узнал о кочевниках все, что хотел узнать — и даже больше. Откинувшись на спинку стула, он взглянул наверх, на Фариссу, и подумал, что ему придется, наверное, взять одну из сладких булочек, которые развозил на тележке поваренок. С другой стороны кафе из-за столика поднялся высокий молодой человек атлетического сложения. Он куда-то направился, и Глоуэн автоматически посмотрел ему вслед. По мере того, как молодой человек удалялся, его походка, широкие плечи и посадка головы стали вызывать у Глоуэна все больший интерес — несмотря на то, что незнакомец был уже далеко, Глоуэн успел заметить узкие темно-зеленые брюки, короткую накидку сочного темно-синего цвета и небольшой выпуклый берет.
Фигура молодого человека, шагавшего легко и уверенно, почти развязно, скрылась за каким-то углом. Глоуэн пытался восстановить в памяти внешность этого человека — ведь он, несомненно, попадался ему на глаза, пока сидел в кафе. Возникало общее впечатление пропорциональности головы, аккуратно подстриженных темных волос, светлой кожи и классически правильного профиля. Несмотря на отсутствие особых примет, Глоуэн был почти убежден, что где-то видел этого человека раньше.
Глоуэн выпрямился на стуле и взглянул на часы — у него было время вздремнуть перед свиданием с Киблсом. Поднявшись на ноги, он покинул кафе и вернулся в гостиницу «Новиаль».
В вестибюле дежурил другой регистратор — пожилой человек с редкими рыжеватыми волосами и аккуратной бородкой. Глоуэн попросил обязательно разбудить его звонком в двадцать семь часов, так как у него назначена важная встреча. Служащий сухо кивнул, сделал пометку в журнале и вернулся к созерцанию журнала мод. Глоуэн прошел к себе в номер, разделся, бросился на кровать и почти сразу заснул.
Через некоторое время его потревожило ощущение острого жжения в бедре. Глоуэн включил свет и обнаружил, что его укусило какое-то черное насекомое. За окном небо уже потемнело. Будильник на тумбочке показывал двадцать восемь часов. Глоуэн вскочил, уничтожил нескольких попавшихся под руку насекомых, сполоснул лицо холодной водой, оделся и вышел из номера. Когда он проходил через вестибюль, регистратор вскочил, облокотился на прилавок и огорченно воскликнул: «Господин Клатток! Я как раз собирался вам позвонить, но вы, как видно, само проснулись вовремя».
«Не совсем так, — отозвался Глоуэн. — Меня разбудил укус насекомого. Ваш номер кишит этими тварями. Меня не будет несколько часов — будьте добры, не забудьте распорядиться, чтобы в мое отсутствие в номере произвели дезинфекцию».
Служащий снова уселся: «Очевидно, уборщица забыла применить инсектицид, когда прибирала номер. Я позабочусь о том, чтобы вашу жалобу рассмотрели в надлежащем порядке».
«Этого недостаточно. Вы должны заняться этими насекомыми безотлагательно».
«К сожалению, уборщица придет на работу только утром, — неприязненно ответил регистратор. — Могу заверить вас только в том, что завтра этот вопрос будет решен к вашему полному удовлетворению».
Глоуэн сдержанно и отчетливо произнес: «Когда я вернусь в гостиницу, я произведу осмотр в своем номере. Если я найду в нем насекомых, я их поймаю, принесу сюда и выпущу вам за шиворот. Не думаю, что вам это понравится».
«Вы себе слишком много позволяете, господин Клатток!»
«Меня разбудило насекомое, которое слишком много себе позволило. Не забывайте о моем предупреждении!»
Глоуэн вышел из гостиницы. Фарисса уже скрылась за горизонтом; на Танджари опустились сумерки, и ландшафт чудесно преобразился. На другом берегу озера старый город, озаренный мягким белым светом фонарей, казался видением из волшебного сна, россыпью сказочных дворцов. По небу плыла добрая дюжина лун, слегка различавшихся оттенками, от серовато-кремового до белого и серебристо-белого; один полумесяц теплился едва заметным бледно-розовым отливом, в сиянии другого диска угадывалось смещение в фиолетовую область спектра. Все луны отражались дрожащими дорожками на поверхности озера. Согласно путеводителю, Найон нередко называли «планетой Девятнадцати лун». У каждой луны было свое наименование; каждый обитатель Найона мог безошибочно назвать любую луну и предсказать, когда одна из них обгонит другую.
Глоуэн повернул в переулок Криппета и был удивлен тем, насколько очаровательной и жизнерадостной стала эта улица благодаря ночному освещению. По-видимому, каждый домовладелец должен был вывешивать над входом светящийся шар, раскрашенный по прихоти обитателей дома — в результате образовывалось празднично-карнавальное столпотворение цветных шаров. Глоуэн понимал, однако, что местные жители руководствовались вовсе не эстетическими соображениями; просто-напросто такой подход к освещению улицы не требовал никакого планирования и никакой организации.
Вокруг было много прохожих, хотя и не такая толпа, как на бульваре. Здесь были и местные жители, и туристы, вышедшие на прогулку, чтобы полюбоваться на витрины лавок или посидеть в небольших кафе. Глоуэн спешил — Киблс просил его явиться с заходом солнца, а после захода солнца уже прошло больше часа. Что-то заставило его замедлить шаг и обернуться. Навстречу прошел человек в темно-синей накидке; Глоуэн успел заметить бледное озабоченное лицо, неподвижное, как маска. Темно-синяя накидка быстро исчезла среди огней и других темных фигур. Глоуэн продолжил путь по переулку Криппета и вскоре оказался перед входом здания фирмы «Аргонавт». В лавке горел свет; входную дверь еще никто не закрыл, хотя согласно вывешенному расписанию фирма принимала посетителей до двадцати семи часов, а продавщицы за прилавком не было.
Глоуэн зашел внутрь и задвинул за собой дверь. Некоторое время он стоял посреди захламленного помещения и оглядывался по сторонам. Все было так же, как днем — но нигде не было никаких признаков Киблса.
Глоуэн подошел к коридору, ведущему в контору Киблса, остановился и прислушался. Ни звука. Он позвал: «Господин Киблс! Я здесь — Глоуэн Клатток!»
Ему ответила глухая тишина.
Глоуэн поморщился. Обернувшись, он взглянул на лестницу, поднимавшуюся на второй этаж, после чего углубился в коридор и снова позвал: «Господин Киблс?»