Хроники Мартина Хьюитта
Шрифт:
По пути в город, после того, как я подробно описал роспись Кингскоута на панелях пансионата, Хьюитт попросил меня припомнить имена и профессии моих соседей по пансионату.
– Когда ты съехал оттуда? – также спросил он.
– Года три назад, а может и больше. Я помню самого Кингскоута; студента-медика – по-моему, Джеймса Тернера, Харви Чаллитта, подмастерья ювелира, он оказался мошенником и сейчас отбывает срок в пять лет за подлог (кстати, он занимал ту комнату, которую мы собираемся осмотреть – после того как его арестовали, его комнату занял Кингскоут, это было за год до того, как я съехал). Еще там был Нортон – не знаю толком, чем он занимался; полагаю, чем-то в Сити [3] ;
3
Деловой центр Лондона.
– Конечно. Какой у нее адрес?
Я продиктовал ему адрес, и наш разговор увял. На вокзале Фаррингдона мы вышли, и Хьюитт нанял два экипажа. Забираясь в один из них, он указал мне на второй, сказав:
– Отправляйся прямиком к миссис Лэмб. Она может сжечь обломки панелей или навести порядок, а ты можешь успеть остановить ее. Я же должен навести справки, но я приеду не позднее, чем через полчаса после тебя.
– Должен ли я рассказать ей о нашей цели?
– Скажи только о том, что я попытаюсь отыскать ее вандалов, не больше.
Хьюитт запрыгнул в свой экипаж и был таков.
Миссис Лэмб я застал всё ещё раздражённой из-за происшедшего четыре дня назад. К счастью, она оставила комнату с панелями точно в таком же виде, в котором она была, в надежде на то, что это поможет ей добиться возмещения ущерба, если жильцы все-таки вернутся.
– Видите ли, сэр, – пояснила женщина, – они уплатили за комнату до конца недели, так что еще могут вернуться, хоть я и сомневаюсь в этом. Тот молодой человек казался таким приятным. «Мой кузен практически инвалид, – сказал он, – он только что оправился от болезни легких и приедет в Лондон только поздно вечером. Он едет из Бирмингема, и хоть мы его и очень хорошо укутали, я опасаюсь, как бы он снова не простудился». Снимая комнату, он вел себя как джентльмен, упомянув имена нескольких знакомых мне джентльменов, которые прежде жили здесь. А затем он положил на этот самый столик, – миссис Лэмб указала рукой, словно это делало рассказ еще более удивительным, – он положил на этот столик недельную плату, сказав: «Полагаю, это наилучшая рекомендация, миссис Лэмб». Он не торговался об оплате, и вообще в отношении чего-либо еще. У него была лишь небольшая сумка; он сказал, что весь багаж находится у его кузена в поезде, и поскольку его очень много, багаж прибудет только на следующий день. Затем он вышел и вернулся только в одиннадцать ночи – со своим кузеном. Их впустила Сара, а на утро их уже не было! После себя они оставили вот это, – бедная миссис Лэмб с возмущением указала на разломанные панели. – Если джентльмен, о котором вы говорили, сможет разыскать тех негодяев, то я подам на них в суд, пусть это и будет мне стоить десяти фунтов. Я уже говорила об этом с констеблем, но он выглядит глупцом. По его словам, если я знаю, где они, то смогу подать на них в суд, обвинив их в причинении ущерба. Понятно, что если бы я знала, где они, я смогла бы пожаловаться на них, но как же мне их найти? Мистер Джонс назвал мне свою фамилию, но сколько в Лондоне этих Джонсов?
Я не представлял себе, что отвечать на такой вопрос, но, насколько смог, попытался посочувствовать миссис Лэмб. Далее она, подобно своей сестре, выразила соболезнования по поводу смерти мистера Кингскоута, но поскольку ее мысли занимал акт вандализма, она снова перескочила на него.
– Выглядит так, – сказала она, – словно некий недоброжелатель одним вечером разрушил труды молодого джентльмена, а спустя сутки убил и его самого!
Я внимательно осмотрел разрушенные панели, питая смутные надежды самостоятельно прийти к неким выводам. Но увы – я не мог сделать никаких выводов. Панели, утолщенные в центре и утоньшающиеся к краю, были вырваны из окантовки и буквально расколоты в щепки – те лежали кучей в камине и на полу. Все панели в комнате были разбиты подобным образом, в результате чего образовалась куча обломков, которые отличались от вороха для растопки разве что тем, что с одной стороны они были окрашены. Да и то, как я заметил, во многих местах краска была ободрана. Ковер лежал у камина – видимо, он использовался, чтобы заглушить шум. Вандализм, глупый и бессмысленный – вот и весь вывод, какой я только смог сделать.
Кузена мистера Джонса видела лишь Сара – тем вечером она впустила его дом, но он был до того закутан, что она толком не разглядела его и не смогла бы узнать, увидь она его еще раз. Что же касается самого мистера Джонса, то миссис Лэмб была уверена: она сможет узнать его.
Хьюитт задерживался, и я успел проголодаться (ведь мы не обедали) еще задолго до того, как звонок в дверь известил о прибытии сыщика.
– Мне нужно было дождаться ответа на телеграмму, – пояснил он, – но теперь у меня есть запрошенная информация. А это те самые панели, не так ли?
Было бы интересно узнать, что же подумала миссис Лэмб о дальнейшем поведении Мартина Хьюитта. Она в изумлении наблюдала за тем, как он поочередно брал щепку за щепкой, пристально разглядывая их, как будто это помогло бы разыскать негодников, расколотивших панели. Наконец, Хьюитт собрал пригоршню обломков и протянул ее мне:
– Бретт, сложи их на столе. Посмотрим, к каким выводам ты придешь.
Я перевернул обломки окрашенной стороной вверх и сложил их в целую панель, точно воссоздав рисунок.
– Это целая панель, – сказал я.
– Хорошо. Теперь присмотрись к обломкам повнимательней и скажи, заметил ли ты что-то особенное? Отличаются ли какие-нибудь из них от прочих?
Я присмотрелся.
– Вот у этих двух на краях есть полость, заполненная какой-то замазкой. Соединенные вместе, они образуют круглое отверстие, возможно, дупло, диаметром с полдюйма.
– Дупло? – переспросил Хьюитт.
– Ну, не дупло, дыра ведь не сквозная. Так, углубление, наверное, с полдюйма.
– Что-то еще? Присмотрись к древесине. Например, ее цвету.
– Он явно темнее, чем у остальных обломков.
– Это так, – Хьюитт взял два обломка с углублениями, смахнул остальные в кучу и обратился к хозяйке: – До мистера Кингскоута эту комнату занимал Харви Чаллитт, он еще попал в неприятности из-за подлога. Не у него ли за несколько месяцев до ареста украли бриллианты?
– Да, сэр, – недоуменно ответила миссис Лэмб. – На него напали, усыпив хлороформом, прямо на лестнице его конторы.
– Точно, а затем, когда его арестовали за подлог, мистер Кингскоут перебрался в его комнату?
– Да, и это очень обрадовало меня. После того позора, который выпал на мой дом, было бы трудно найти жильцов для той самой комнаты, и я думала…
– Да, это была очень неловкая ситуация, – нетерпеливо перебил ее Хьюитт. – Вернемся к тому человеку, который арендовал комнату в этот понедельник – вы ведь никогда не видели его прежде, так?
– Да, сэр.
– Похож ли на него этот человек? – Хьюитт протянул хозяйке фотографию.
– Ну… да, это он!
Удовлетворенно хмыкнув, Хьюитт вернул фотографию обратно в карман жилета и взялся за свою шляпу.
– Полагаю, вскоре мы разыщем этого молодого джентльмена, миссис Лэмб. Это не особо респектабельный джентльмен, и, вероятно, это даже к лучшему, что у вас он не проживает. Бретт, пошли, – добавил он, – этот день прошел не зря.
Мы направились к ближайшему телеграфу. По пути я спросил:
– Это заштукатуренное дупло в куске дерева воодушевило тебя. Это что, важная улика?