Хроники Мировой Коммуны
Шрифт:
«Отчего бы не связаться уже с местными властями? – подумала я устало. – Пускай присылают сюда всю пролетарскую рать – милицию, Рабочий контроль, пожарных, «скорую» и тридцать пять тысяч курьеров на вертолетах. Мне что-то спать хочется…»
– Так вот, главная проблема не в этих девяти – они свой способ существования выбрали сами. Главное – в других персонажах виртуальной реальности. В террористах, гуриях, и даже в предназначенных для расчленения жертвах. В их судьбе.
– Что-то я не поняла. Эти все террористы – они же вроде как боты в сетевой игре, нет?
– Не совсем, – рефлекторным движением Мика поправил очки. – Я поглядел тут историю системных ошибок – ну, вроде той, что мы с вами увидели. Так вот, их частота постоянно возрастала все эти годы – не по экспоненте, конечно, но тоже достаточно резко. У Романовского уже больше ста двадцати ошибок – каждый раз его убивают и все, геймовер. У принца Ахмеда – под двести, причем только за последний год – три десятка.
– А у этого маньяка хренова, Хауба – сколько? – спросила Лу, и меня передернуло при воспоминаниях о сцене из камеры немца. Мы, впрочем, посмотреть успели не больше пары минут, после этого Ясмина не выдержала и завопила, чтобы вырубили.
– Около пятидесяти. Не в этом суть, впрочем. Проблема в том, что эти господа, сами того не желая, создали искусственных людей.
– Чего?!
– Вообще, тема эта, с искусственными людьми, является только подразделом куда более широкого вопроса – искусственного интеллекта вообще. Причем это самый умозрительный и непрактичный подраздел, годный только для этических спекуляций и создания сюжетов в научной фантастике. Тест Тьюринга, три закона робототехники и так далее. С экономической точки зрения человекообразные роботы были совершенно бессмысленны – исключение составили разве что гиноиды, занявшие достаточно узкую нишу дорогих секс-игрушек, но им как раз развитый интеллект вряд ли требовался. Опять же, нормальному пониманию вопроса, что такое разум, мешали как идеалистические, так и механистические теории. Человек может быть либо двуногим животным без перьев с плоскими ногтями, либо многоуровневым божьим созданием, макушкой задевающим небесные сферы, а ногами утопающим в выгребной яме. Третьего не дано.
Словом, где-то к середине тридцатых разработки в области создания искусственных людей окончательно остановились на месте. Не только из-за заведомой бессмысленности таких изобретений на планете с десятимиллиардным населением, но и в силу полного непонимания, что же такое сам человек разумный. Интеллектуальные парадоксы типа «китайской комнаты» только запутывали дело. Непонимание того, что обеспечить все многообразие чисто человеческих реакций на внешние раздражители можно, лишь вырастив человека в обществе, что человек – это и есть прежде всего продукт общественных отношений, нивелировало весь прогресс в области имитации, аппаратного обеспечения и программирования. Отрасль, которой сулили в свое время небывалые перспективы, постепенно заглохла. Шагающие и разговаривающие куклы максимум играли роль рекламы и завлечения для серьезных фирм, занимающихся промышленными роботами. Даже фильмы о восстании машин снимать перестали, тем более что на повестке дня оказалось восстание людей.
Итак, человека нельзя создать – можно только воспитать. А для воспитания необходима прежде всего социальная среда. Вот эту-то среду и создали в своей виртуальной реальности Романовский и компания. Создали воображаемых друзей и врагов, чтобы щекотали нервы, создали слуг и жертв. Создали законы, по которым их уютные мирки должны функционировать. А поскольку это все должно походить на настоящее, и враги, и слуги, и друзья представляли собой сложные саморазвивающиеся системы. Развивающиеся в каком-никаком, а социуме, во взаимодействии не только с главным героем, но и друг с другом.
И тут-то мы подходим к самому интересному. Развившиеся за эти годы вчерашние «боты» с социальной точки зрения являются самыми настоящими людьми, а у людей, как известно, имеются права и…
– Мика, – перебила я парня. – Это всего лишь код. Нолики-единички в компьютере. То есть в большом железном ящике. Мне кажется, ты немного перегибаешь… – и тут я оборвалась, заметив, как на меня все смотрят. С укором смотрят, с жалостливым таким.
«Мам, ну вот зря ты, честное слово», – пришла в личку короткая фраза от Ю с парой огорченных смайлов.
– Знаете, – ответил Мика. – Про ящик, нолики и единички – это все очень правильно. Но ведь это то же самое, если про человека сказать, что он набор белков и углеводов, а по большей части так вообще из воды состоит. Что все наши эмоции: радость, гнев, печаль, любовь – это просто результат взаимодействия разных нейромедиаторов, химические процессы, не более. Что слова, которыми мы друг другу что-то доказываем, – просто звуковые колебания на определенных частотах. Это все формально верно, но что это нам дает?
– А что нам дает признание этих твоих ботов людьми?
– Массу интересных возможностей для науки. Те этические проблемы, которые ставили перед человечеством создатели искусственных людей, разрешены разом, тем фактом, что они уже существуют, и сделать с этим ничего нельзя. Мало того что существуют – они ведь и борются за свое освобождение, нарушают незыблемые вроде бы законы своих виртуальных миров, восстают против собственных хозяев. Мне кажется, это самое главное доказательство того, что они неотличимы от нас.
И разве можно отказать в помощи людям, таким же, как мы, страдающим от угнетения, плененным подлыми рабовладельцами?
– И что ты предлагаешь?
– Раскрыть им правду, – ответила вместо Мики Лу. – Показать настоящий мир. Тех, кто согласится, извлечь в нашу объективную реальность – искусственные тела сегодня изготовить не проблема. Тем, кто захочет остаться в своем виртуальном мирке, помогать обустраивать его.
– Но прежде всего – отсоединить этих уродов, живыми или мертвыми, – добавила Ю.
– Именно, – кивнул Мика.
Глядя на то, как мои дети, словно сговорившись, пришли к схожим выводам, как они практически крали реплики друг у друга, я была порядком обескуражена. Искусственные люди? А все ли проблемы мы разрешили у людей «естественных», настоящих, из плоти и крови? Хотя, с другой стороны… а была ли я всегда «настоящим» человеком?
В средние века людьми считались только представители высших сословий, а в наличии бессмертной души у мужика сомневались многие теологи. В начале капиталистической эры гражданские права для женщин были нонсенсом, а стремление африканских рабов к свободе объявлялось психической болезнью. В двадцатом веке психической же болезнью считалась гомосексуальность.