Хроники Навь-Города
Шрифт:
— С вашего позволения, доблестный рыцарь, я лучше почитаю. Поспать-то можно будет и потом. — Туун-Бо действительно не хотел спать. А в свитках — как знать? Иногда в них указан путь к золотым шпорам.
— Читай, читай… — Фомин и сам бы рад чего-нибудь прочесть. Наставление по борьбе с неведомой силой, к примеру. Только его прежде написать нужно.
Он поймал себя на том, что идёт крытым переходом. Инстинктивно кажется, будто крыша и стены могут оберечь, обезопасить. От чего?
Эконом над златом не чах, напротив, набирался сил. И потому расставаться с сокровищами
— Как дела? — спросил Панин, явно гадая, пришёл ли Фомин пополнить фонды или покуситься на них.
— Как у нас с серебром? — вопросом на вопрос ответил Фомин.
— С серебром, как всегда. Принёс? — с надеждою спросил Панин, но с надеждою нарочитой, обречённой.
— Нет. Да ты не переживай, мне не навынос, всё тут останется, в Крепости. Нужно бы зал оборудовать — экранировать серебряной сетью.
— Так уже, — не без злорадства ответил Панин.
— Что — уже?
— Две тысячи триста унций чистого серебра затребовал и получил коллега Нарейка для экранирования генетической лаборатории. Ты как раз в это время летал куда-то. Кажется, к лунным Небесам.
— Кажется… — протянул Фомин. Вот она, теория относительности в действии. Для Панина — незначительный эпизод. Для него те сорок три дня, проведённые на борту «Королёва», были днями, изменившими если не мир, то меч. День ото дня теряющие невозмутимость и высокомерие Небесы сначала с плохо скрываемым презрением, потом с любопытством, а потом с отчаянной надеждой смотрели, как он усмирял разгневанный чужим вмешательством межзвёздник. С тех пор вряд ли кто осмелится войти незваным на борт «Королёва». Фомин подозревал, что и званым никто не войдёт, разве что уж слишком долго упрашивать будут. С орбиты он привёз новый договор — Небесы обязались строго соблюдать экстерриториальность «Королёва» и готовы были снабжать катер расходными материалами в обмен на представительство их перед народами Земли — и пару сабель, откованных металлургами Седьмого Поселения. Можно было бы заставить их дать средства на переоборудование самого межзвёздника, но никто в Крепости не пылал желанием совершить новый полёт — ни к Маленькому Муку, ни даже к тау Кита. А в одиночку туда не полетишь. Вот вырастет новое поколение, младое, незнакомое…
— В наличии свободного серебра осталось унций… — Панин раскрыл толстую амбарную книгу (сделанную наверняка своими руками), — осталось двести сорок две унции. Тройской.
Каждый сам строил личный, на одного, мостик из прошлого в мир Преображения, иногда потаённый, иногда нарочно выставляемый на обозрение. Ему вот помогли книжки про доброго космонавта, ставшего средневековым рыцарем, Панину — латинский язык, энтузиастом которого он был ещё до Полёта. Отсюда и пристрастие к унциям.
— Небогато, — протянул Фомин.
— Биметаллическая система, — ответил эконом. — Золото и медь. Серебро — металл скорее священный, нежели торговый, из рук в руки переходит мало. Нужно снаряжать экспедицию в Алийские горы, рудник свой ставить, я уже говорил Командору…
Фомину экспедицию снаряжать было некогда. Это скорее в перспективный план на следующую семилетку — и то приоритетом «гамма». Другое важно — оказывается, Нарейка давно сообразил использовать серебряный экран. Сообразил и молчит. Впрочем, почему молчит? Он зашёл в Главную библиотеку, пролистал Анналы. Вот — с целью исключения влияния побочных эффектов генетическая лаборатория нуждается в экранировании. Поскольку генетические исследования проходили приоритетом «альфа» — Крепость отчаянно хотела проникнуть в тайны магических способностей, — экранирование было решено осуществить в кратчайшие сроки, на что и было отпущено серебро.
Что ж, генетические исследования — это вам не сабельками махать, доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин. Будущее принадлежит, хочется верить, не мускулистым забиякам, а мускулистым интеллектуалам.
Он зашёл к Картье.
— Полагаю, следует усилить караулы. И вооружить огнестрельным оружием.
— Это можно, — покладисто согласился начальник стражи. — У нас и учения планировались, чтобы не забывать, с какого конца аркебуза стреляет. Скажи только, доблестный рыцарь, в кого стрелять, выяснил?
— Выясняю, — коротко ответил Фомин.
— Я так и думал.
В ответ Фомин церемонно поклонился. Картье считает, что на него спихнули решение проблемы. Силовое решение — усилить караулы и раздать аркебузы. Стоило ради этого быть специалистом по магии? Достаточно и обыкновенного начальника стражи.
Служка провёл Фомина в отдельный кабинетик, где доктор не врачевал, а думал. Так, во всяком случае, следовало из названия — «Думный кабинет».
Нарейка отсутствовал, велели подождать.
Он подождал, осматриваясь. Тесный кабинетик-то. Может, тоже экранированный? Стены в гобеленах, а что под ними? Окошки не стеклом забраны — витраж. Москва одна тысяча девятьсот восьмидесятого года с высоты птичьего полёта. В этом году отец Нарейки стал олимпиоником. А спустя сорок четыре года олимпиоником стал Нарейка. Наследственность.
— Простите, задержался. — Доктор не вошёл — влетел. В биозащитном костюме.
— Как наш больной? — осведомился Фомин. У врачей приличнее не спрашивать, а осведомляться.
— Состояние кадета Дор-Си без перемен, — ответил доктор, но видно было — оптимизма он не испытывает.
— Я тут велосипед изобретал и выяснил, что шёл по протоптанному пути, — перешёл к делу Фомин.
— По накатанному.
— Ну да, по накатанному. Насчёт серебряной камеры появилась у меня идея.
— Насчёт серебряной камеры? — переспросил Нарейка. Тоже устал. Все мы устали, за исключением, пожалуй, кадета Туун-Бо.
— Уж не знаю почему, но считается, что серебро экранирует магические воздействия всякого рода.
— Есть несколько гипотез, — медленно проговорил доктор.
— Да, но меня интересует чисто практическое применение. Решил я сделать в замке серебряную комнату. Чтобы никакие существа измерения Мэн — и прочих измерений тоже — не могли в неё без нашего ведома проникнуть. И узнал, что комната такая уже существует.
— Я, кажется, докладывал об этом на Совете…
— Да, но я в то время был в отлучке.
— Помню, помню… Дело тогда у вас серьёзное было, на «Королёве»…
— Было, — скромно ответил Фомин. Вот что значит интеллигентность — своих дел тогда у доктора невпроворот было, а всё ж запомнил. В отличие от некоторых.