Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
Ведь вся добыча мира должна быть только его. Если она достаётся другому, то лишь по праву сильного. Несмотря на все тонкости философии Двуликих, на западе Шун-Ди понял, что это прямолинейное правило отлично работает.
А Лис вряд ли считает, что Сар-Ту заслужил себе право сильного... Однако к тому моменту, как великан подошёл, он благоразумно испарился. Шун-Ди вздохнул с облегчением и попытался улыбнуться:
– Ну вот и всё, Сар-Ту. Спасибо тебе и команде. Пусть судьба будет милостива к вам, по воле Прародителя.
– Да восславится Прародитель, -
– Хотел сказать тебе, Шун-Ди-Сан... Я рад и горд работать с тобой. Всегда это повторял.
– Знаю, Сар-Ту, - серьёзно кивнул Шун-Ди, раздумывая, что бы это могло значить. Обычно Сар-Ту не разбрасывался такими признаниями.
– Я знаю это и ценю. Если вопрос в доплате...
– Нет, - Сар-Ту поморщился, и львиная морда, наколотая на его щеке, точно растянулась в ухмылке.
– Плата была щедрой. Я сдержал своё слово, а ты своё - как надо, - он помолчал, неотрывно глядя на Шун-Ди; под этими чёрными выпуклыми глазами тот почувствовал себя маленьким и жалким. Более жалким, чем Иней - у того хотя бы есть когти и острые зубы... И (в перспективе) раскалённый пар.
– Я не задавал вопросов.
– Это я тоже ценю, - заверил Шун-Ди, беспокоясь всё сильнее. Он вдруг начал жалеть, что Лис ушёл.
За спиной Сар-Ту гребцы, обступив мачту, спускали последний парус, который потемнел от влаги и сильно выцвел: в нём еле угадывался красный цвет Минши. Гребец, сидящий наверху, никак не мог справиться с узлами; он сплюнул на палубу (на "Русалке" - дерзкое нарушение дисциплины), а потом громко и цветисто выругался. Его товарищи заржали, прикрывая руками рты.
Сар-Ту даже головы не повернул. Он (неслыханное дело) был полностью поглощён разговором с Шун-Ди.
– Не задавал, - тяжело повторил Сар-Ту.
– Но мог бы.
– Мог бы, - Шун-Ди не стал отрицать очевидное.
– Плаванье было странным. Море гневалось. Мне давно не было так погано на сердце во время рейда, Шун-Ди-Сан, ты уж прости. И то, что в этот раз мы не отчитались перед Светлейшим Советом...
– Сар-Ту покачал большой головой, но вывода не озвучил.
– Мне многое не по душе, короче говоря. И ребятам тоже. Они жаловались, что по ночам на палубе видели лису.
Сар-Ту умолк, без всякого выражения глядя на Шун-Ди. Тот принял самый невозмутимый вид, на который был способен, и чуть нахмурился.
– Лису? Действительно, странно. Может, кто-то прихватил с собой лишнюю фляжку хьяны или вина? Только для себя, то есть. Не сомневаюсь в твоих гребцах, Сар-Ту, но всякое ведь...
– Лису, - продолжил Сар-Ту, - а ещё золотые искры. И все как один говорят: воздух гудел и дрожал, всё равно что перед бурей. А глаза у лисы светились, как у морской нечисти. Не как у нормальных лис, Шун-Ди-Сан.
– Необычный случай, согласен. Однако...
– На "Русалке" никогда не бывало нечисти, господин мой, - безжалостно перебил Сар-Ту.
– Много кто был, да и сам
– Сар-Ту, послушай, я сам не знаю, о чём ты...
– А вдобавок стало пропадать мясо. Запасы вышли на три дня раньше, чем расчёт был, - Сар-Ту опять покачал головой; его жёсткие патлы, вряд ли знакомые с мылом и гребнем, укоризненно заколыхались.
– Для "Русалки" я лично расчёт веду, Шун-Ди-Сан, да и ты в этом деле не промах. Ни разу такого не было. И не могло быть, если б всё шло как положено.
Шун-Ди затравленно вздохнул и плотнее запахнул плащ. Холодало. Хотя Сар-Ту не двигался с места, ему упорно казалось, что великан теснит его к перилам, к краю палубы, и мечтает отправить вниз - чтобы наниматель поглотал прибрежную гальку.
– Что ж, наверное, я и правда виноват перед тобой, Сар-Ту. Я должен был объяснить...
– Ты не должен был водиться с этим, - в одно слово бывший пират вложил столько отвращения - будто говорил о жизни на суше или чистенькой чиновничьей службе на каких-нибудь отдалённых островах.
– С этим... Менестрелишкой. Или кто он там, уж не знаю и знать не хочу. Но теперь уже поздно, да и твоё это дело, Шун-Ди-Сан. За твоего отца я бы сам себя нарезал на ужин для акул, - взгляд Сар-Ту потемнел; он сжал кулаки, и косточки браслетов сухо брякнули друг об друга. Шун-Ди сразу понял: это вовсе не шутка и не преувеличение.
– Нарезал бы и поджарил.
– За моего опекуна, - машинально поправил Шун-Ди. Он ни разу не назвал старика-воспитателя отцом: им обоим такое не пришло бы в голову.
– Не отца.
– Неважно, - сказал Сар-Ту.
– Так или эдак... Я помог тебе бежать, Шун-Ди-Сан. Тебе и... Этому, - капитан протянул Шун-Ди открытую ладонь - бугристую, покрытую словно тонким панцирем вместо кожи: так её обработали соль, верёвки и морской ветер. Шун-Ди растроганно пожал ему руку.
– Я сам решил, что не выдам вас. И не выдал. Я давно дал слово и держу его, так что...
– Сар-Ту разорвал рукопожатие и ткнул пальцем в ящик, который по сходням как раз стаскивали на берег двое гребцов.
– Знаешь, что в том ящике?
Шун-Ди прищурился, проверяя: нет, это определённо не тот самый ящик. Не ящик из-под Вещи, как они называли его между собой с Лисом. Да и Лиса не видно - тот должен был проследить, чтобы Иней до конца выгрузки вёл себя тихо.
А при необходимости - убедить гребцов и матросов в порту, что так всё и было. Лис это может.
– Не знаю, Сар-Ту. Партия какого-то из моих масел?
– Нет, Шун-Ди-Сан. Там большая оловянная штуковина, выкрашенная под серебро, - густые брови Сар-Ту сошлись на переносице; Шун-Ди с досадой почувствовал, как подпрыгнуло, ударившись о рёбра, сердце.
– Вельможа из Совета дал её мне. И заплатил - примерно столько же, сколько ты. Как раз перед нашим отбытием.