Хроники Обетованного. Осиновая корона

Пушкарева Юлия Евгеньевна

– Матушке...
– с непонятным выражением повторил мастер Нитлот.
– И всё же это поразительно. Я вообразить не могу...

– И не надо, - посоветовала Индрис. Судя по возмущённому мычанию, она зажала волшебнику рот рукой.
– Лучше не воображать то, что нас не касается. И здесь не совсем подходящее место для таких бесед - тебе не кажется, Зануда? Надеюсь, мы скоро всё выясним.

– Если ей действительно грозит опасность, мы не должны игнорировать кровь, - волшебник понизил голос и заговорил так серьёзно, что Уне с новой силой захотелось убежать в свою тёплую спальню, не слышать...

Но она не убежала. Можно просто представить, будто говорят не о ней. Как в детстве - если мама недовольна и за что-нибудь её отчитывает. Конечно же, любя.
– Тем более, если это наместник Велдакир. Мы должны поторопить события. Мне жаль девушку, но выхода нет.

Уна только сейчас заметила, что дождь определённо затихает. Небо расчистилось. Из птичника доносились недовольная возня и кудахтанье: страдали куры, лишённые возможности прогуляться.

Жизнь продолжается - что бы там двое Отражений ни знали о её "крови".

– Всё-таки любишь ты строить горести из пустоты, Зануда. Это у тебя от него, знаешь ли. Или от кезоррианских менестрелей... Пойдём в замок, там всё и обсудим. Я рада тебя видеть, но тут воняет навозом, мокро и до отвратности холодно. К тому же Гэрхо пора будить.

***

Вечером Уна, не торопясь, перепроверила всё, что собрала накануне: два серебряных ножика (побольше - срезать ветки ежевики, поменьше - чтобы отделить от них листья и ягоды), замшевые перчатки (одна пара - про запас; если верить Индрис и здравому смыслу, в кустарниках того леска полно колючек), набор непромокаемых мешочков из кожи... Что ещё? Свиток с рецептом зелья и переписанное заклятие, само собой. Песочные часы. Дождь всё-таки кончился - значит, масляная лампа.

Пестик и маленькую чашку для измельчения листьев можно пока не брать. Не забыть сказать Савии, чтобы та приготовила чёрный плащ: тот, что промок с утра, не успел высохнуть. Покрепче зашнуровать сапожки: в окрестностях замка сейчас месиво вместо земли - спасибо внезапному ливню.

Методичные сборы успокаивали Уну, заставляя считать предстоящий поход (если, конечно, ночную прогулку к усыпальнице можно гордо именовать "походом" - а в этом она сомневалась) чем-то - странно сказать - нормальным. Легко представить, что это какое-нибудь хозяйственное поручение или домашнее задание от профессора Белми... Лучше последнее: в первом Уна всегда была не сильна. Лет до двенадцати мать ещё надеялась приобщить её к военному командованию кухней и кладовыми, к шитью и вышивке - ко всему, что ценится в ти'аргских леди, - но потом сдалась. Уну до сих пор бросало в жар стыда при воспоминании о том, как Бри учил её варить кашу - и о том, чем закончилось это рискованное предприятие. И в тот день, увы, её магия была ни в чём не виновата.

Магия. Конечно же, самое важное... Уна коснулась зеркала на поясе, проверяя, плотно ли оно сидит. "Учись воспринимать зеркало как часть тела, - говорила Индрис.
– Или как старого друга, который вечно рядом. Забывай о нём, как забываешь о мизинце на ноге. Оно должно быть всегда с тобой".

Пока у неё не получается. Пока это просто волшебный кусок стекла - временами дрожащий, нагревающийся и похожий на лесного зверька. Что-то, с чем проще переживать "приступы" Дара - уж точно не собеседник и не палец на ноге... Уна прилежно кивала

в ответ на эти уроки, но ни секунды не верила в то, что когда-нибудь сможет уподобиться Отражениям.

Они творят магию, как дышат. Ведь это, пожалуй, больше всего и отличает их от людей.

Или не это?.. Как мало - до сих пор, вопреки всему - она знает об Индрис и Гэрхо. Не говоря уже о мастере Нитлоте, похожем не то на больного костеломью писца, не то на обнищавшего фермера... Затягивая шнурки на сапожках, Уна в очередной раз пожалела о том, что лишена шансов поехать в Долину Отражений. Ей всё чаще казалось: именно там сейчас - её место; там, где зеркала и колдовство, где ей разъяснят наконец, что из сказок тёти Алисии о драконах и боуги было правдой.

Вдали от Кинбралана, его лестниц и терновых шипов.

Вдали от матери. От могил дедушки, отца и дяди Горо.

– Стемнело, Уна. Нам пора выходить.

Уна вздрогнула и очнулась, выбираясь из новой ямы раздумий. Наверное, так можно залезть совсем глубоко - и в итоге не вылезти...

Она сидела в своей комнате, на постели, забросив ногу на ногу, а рядом стояла раскрытая сумка с вещами. Индрис угнездилась на подоконнике, по-девичьи обняв колени; свет масляной лампы со стола мягко золотил её смуглую кожу. Уна с удивлением отметила, что несколько прядей надо лбом Индрис пожелтели - стали совершенно канареечного цвета, как яичный желток. Просто эксперимент - или радость из-за кое-чьего приезда?

– Ты останешься в платье?
– Индрис выгнула бровь, критически оглядев Уну.
– С подолом можно будет попрощаться. Я бы советовала штаны, - и колдунья с усмешкой похлопала по собственным брюкам; мужская рубаха и куртка, надо признать, тоже ей шли. Уне на миг представилось, как нелепо в этом наряде (а тем более - в балахоне Отражений) выглядела бы она сама.

Тётя Алисия часто повторяла, что внешность и титул в Обетованном ничего не решают. Может, она была права - только вот теперь это вовсе не утешает.

– У меня нет штанов, - терпеливо ответила Уна, пряча смущение.

– Не положено для леди?
– понимающе вздохнула Индрис.

– Не положено.

– Что ж, тогда придётся ограничиться этим, - Индрис спрыгнула с подоконника и закрыла окно; Уна с облегчением почувствовала, как прервался, точно перебитый на полуслове, поток холодного воздуха. Ледяная летняя ночь - обычное дело в предгорьях. Матери будет не по себе: она ненавидит мёрзнуть.
– Мои, боюсь, будут тебе великоваты... Ну, а в вещи Гэрхо ты и сама побрезгуешь лезть - и я тебя прекрасно пойму. Леди Мора согласилась и ждёт нас внизу. Луна растущая, - колдунья, запрокинув голову, жадно заглянула в ночное небо - хотя Уна знала, что из-за выступов на крыше башни из её окна мало что можно там рассмотреть.
– Как нам и нужно... В фазе третьего дня. Близится полночь. Слышишь, ученица, как кричат совы? А как летучие мыши резвятся в вашей усыпальнице?

Уна поёжилась.

– Не так уж смешно.

– А я и не шучу.

Индрис подхватила свой узелок и с полупоклоном открыла перед Уной дверь.

– Прошу на выход, миледи.

Едва Уна сделала несколько шагов по коридору и ступила на витую лестницу, как в глаза ей ударил свет факела. За ним маячило бледное остроносое лицо. Уна была так напряжена и раздосадована мыслями о матери, ежевике и нетопырях в усыпальнице, что нелюбезно вскрикнула - а уже потом сообразила, кто перед ней.