Хроники разрушенного берега
Шрифт:
С плавником в этом месте было совсем нехорошо. Мало того что он по большей части находился под мокрым снегом, так сам ещё промок практически насквозь. Найденные нами дрова не горели, а, скорее, кипели. Мы просидели так до рассвета, не сомкнув глаз, а затем, несмотря на волну, решили выходить в море.
Выход в море в накат на дюралевой лодке – это отдельная вампука. Кормчий пытается угадать периодичность волн, и на шестой или десятой серии вся команда дружно сталкивает по гальке снаряжённую лодку и пытается отгрести подальше от берега, в то время как моторист заводит двигатель. Хочу добавить, что волны в накатной
Нам не повезло угадать периодичность волн – не успели мы оттолкнуть лодку от берега, как большая накатная волна (метров около трёх) накрыла нас вместе с лодкой, развернула её и перевернула.
Одного из гостей и меня довольно ощутимо стукнуло лодкой о камни. От серьёзных переломов нас спасла только следующая волна, которая приподняла лодку с камней. Тут мы ухитрились выскочить из-под «Прогресса», а потом удержали его от уноса в море и выдернули на берег.
Итак, мы оказались на припайном льду мокрые до нитки, с минимумом вещей и с очень ограниченным запасом дров на берегу.
Первым делом мы попытались развести настолько большой костёр, насколько было для нас возможно. Но тут мы почувствовали приближение другой неприятности: ветер усилился и с неба начал довольно интенсивно падать снег. Один из наших гидов предложил идти в лагерь пешком через горы. Я ему ответил на это, что оно бы имело смысл вчера, когда мы были сухие. Дело в том, что от лагеря нас отделяли два хребтика высотой по 1100 метров и долинка ещё одного ручья. Мы все, напоминаю, были мокрыми как мыши, холодными, голодными и довольно уставшими. А на высоте где-то 400 метров начиналась полоса мороза и льда. Поэтому я посоветовал не дёргаться, а устроиться получше и палить костёр, пользуясь теми дровами, которые есть.
Где-то к полудню нам удалось наладить связь с базой. Там нас ошарашили тем, что идёт ураган, проливной снег и ветер до тридцати пяти метров в секунду. Правда, при этом сказали, что заказан вертолёт для нашего вывоза.
Ветер усиливался, снег тоже усиливался, часам к пяти видимость упала до 20 метров, и стало ясно, что ни о каком вертолёте речи идти не может. Мы установили дровяную повинность, ковыряли из-под сугробов (а снега к тому времени намело выше колена) остатки дров и поддерживали огонь.
Сугробы, подходящие для сооружения убежища, были в трёх километрах вверх по распадку, но там уже не было ни палки дров.
Наконец поздно вечером мы под ураганным ветром перенесли костёр на два метра в сторону, сделали лежбище на пожоге и протряслись на нём всю ночь под пушечную канонаду прибоя и мерзкий звон льдинок от рассыпающегося припая: они взлетали вверх при каждом ударе волн и осыпали сверху перевёрнутую лодку.
Время от времени я будил гостей и гонял их по бережку – дабы не спали.
На рассвете ветер стих, но снег продолжал идти сплошной пеленой.
Мы решили, что вряд ли кто нас спасёт, кроме нас самих, и вновь принялись считать волны.
В первую очередь мы попытались найти на внутренней дуге бухточки место, где прибой был бы наиболее пологим. При этом мы старались не смотреть на окаймляющие залив чёрные обрывистые скалы, где медленные серые валы разбивались прибоем на высоту пятиэтажного дома. Выбрав подходящую точку, мы отволокли туда по припайному льду лодку, мотор, бачок,
Поэтому мы дали в руки нашим американским товарищам (после двух ночей в пургу под лодкой язык не поворачивался называть их клиентами) длинные и крепкие рожны (едва ли не последние не сгоревшие в костре) и объяснили, что как только лодка встанет на воду – они вскакивают в неё, становятся по бортам и, невзирая на действия всех остальных, с силой начинают толкаться вперёд.
(Обычно клиенты в такой ситуации запрыгивают в лодку и садятся в неё как можно глубже по бортам, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Но мы посовещались и решили, что, возможно, именноэтихдвух человеческих сил нам не хватило в прошлый раз для успешного отхода.)
Далее в лодку запрыгиваем мы вдвоём с гидом Лёшей (наиболее пострадавшие от волн и холода) и начинаем грести вёслами. Гид Василий как самый здоровый и сухой должен был толкать лодку до того момента, пока дно не станет уходить у него из-под ног, затем вспрыгнуть на корму и тут же завести двигатель.
Для верности двигатель прогрели на берегу «всухую», выждали момент – и… общими усилиями выскочили в открытое море!
Естественно, Вася при этом вымок с головой второй раз.
Посреди моря ситуация на первый взгляд казалась гораздо более угрожающей, нежели на берегу.
Море раскачало всерьёз.
Огромные пологие волны были высотой не менее семи метров.
Здесь надо чуть-чуть объяснить причины этого явления. У мелких отлогих берегов буруны нередко образуются на расстоянии одного-двух километров от берега. Если в таких местах зыбь, поступающая с моря, достаточно сильна, крупные одиночные волны пробегают всё это расстояние со скоростью двадцать – двадцать пять километров в час, а иной раз и больше. Длинные волны зыби при вступлении на мелкое место почти удваивают свою высоту. На побережье Тихого океана прибой высотой от трёх до шести метров – довольно обычное явление. В штормовую же погоду на берег обрушиваются волны высотой от шести до одиннадцати метров.
Наш утлый «Прогресс», проваливаясь во впадины между волнами, казался совершеннейшей букашкой. На счастье, волны были пологие, гребней не было, поэтому мы потихоньку продвигались к базовому лагерю… До того времени, пока нам не преградил дорогу сплошной битый лёд.
При этом всём мы держали постоянную радиосвязь с лагерем и советовались с ребятами насчёт совместных действий.
Мы поискали место, где могли бы выброситься (именно выброситься, а не причалить: берег был совершенно открытый и состоял из огромных круглых валунов), и попросили всё трудоспособное население лагеря идти туда, прихватив с собой сухие тёплые вещи, горячий чай в термосах и спирт.