Хроники Российской Саньясы. Том 3. Ведьмы и женщины-маги
Шрифт:
Следующая история была рассказана уже моим отцом.
... Еще в начале своей военно-морской карьеры, он - молодой офицер, некоторое время после плавания жил в Севастополе. Неожиданно умер командир корабля, на котором служил отец. На похоронах возле гроба стояла женщина лет тридцати - вдова покойного. Она была удивительно красива, и лицо ее сквозь траурную вуаль казалось каким-то неземным. Отец не мог отвести от нее глаз. Придя домой, он вскоре лег спать и проснулся среди ночи от звука, напоминавшего удар гонга. Взгляд его упал на стену, освещенную лунным светом, и отец оцепенел от неожиданности. Там была тень той самой женщины - вдовы командира. Она шевелилась, манила жестами
Третья история случилась уже со мной, когда мне было шесть лет. Я с приятелем гулял во дворе. Прячась от родителей, которые давно уже искали нас, мы забрели в соседний двор. Двор этот упирался в глухую стену, освещенную светом от уличного фонаря. Стена эта казалась пугающей и мрачной. Мы уселись на качели, стали о чем-то болтать, а потом просто молча раскачивались. Никто не гулял уже в это время, и лишь изредка случайный прохожий нарушал тишину. Вдруг я посмотрел на стену и вскрикнул: там, по стене - огромная, чудовищная и противная ползла тень сгорбленной старухи, опирающейся на клюку. С бьющимися сердцами, что-то крича, побежали мы, что было сил к дому, а когда, вместе с родителями, которым от страха не могли ничего толком объяснить, вернулись к тому месту, то никакой тени уже, разумеется, не было...
Дождик усиливался. Его мерная дробь убаюкивала, и мне хотелось спать. Я положил голову на руки и закрыл глаза. Последняя мысль, перед тем, как я погрузился в сон, была примерно такая: «А ведь это была одна и та же тень! Это ее груз давил меня, сжимал виски, подавлял, нагнетал пустоту, разочарованность, отчаяние...»
* * * * * * * * *
... Это было некое подобие стадиона или театра: полукруг расположенных амфитеатром кресел, упирающийся в пропасть. Посередине была небольшая яма, откуда слышался рев, - кажется, это ревел тигр. У самой пропасти, на небольшом постаменте стоял деревянный идол, чуть выше человеческого роста.
Около ямы с тигром разворачивались события, приведшие меня в недоумение, а потом и в ужас. Два смуглых человека могучего телосложения, оба с длинными черными волосами, в набедренных повязках, крепко держали юношу, лет семнадцати, тоже смуглого, но абсолютно голого. Юноша бился в руках своих стражей, порывался укусить их и что-то кричал. Откуда-то сбоку появился еще один человек. Он был невысок, но, по-видимому, очень силен. Могучие мышцы под гладкой, смуглой отсвечивающей на солнце кожей, играли на его теле. Грудь его украшали разноцветные бусы, лицо было разрисовано белым, а в руке он сжимал увесистое копье.
Я решил было, что нахожусь на каком-то театрализованном представлении, но то, что произошло через минуту, заставило меня похолодеть и содрогнуться. Конвоиры внезапно отпустили юношу, он замолчал и, нелепо согнувшись стоял на самом краю ямы. Пот блестел на его лице, а глаза были безумны. Неторопливой поступью подходил к нему тот коренастый, разрисованный человек. Юноша судорожно взмахнул руками, подался вправо, как бы собираясь бежать, но было поздно: отброшенный могучим ударом тыльной стороны копья, он отлетел назад, споткнулся и, закричав, повалился в яму, где его голос соединился с рычанием тигра и утонул в нем.
«Стадион» взревел. Кричал и я, ибо сам был туземцем и ревел, забыв обо всем, радуясь невинной крови, ликуя, сливаясь в первобытном экстазе с окружающими туземцами, празднуя эту жертву, - жертву, принесенную Богине Ночи - идолу, возвышающемуся над пропастью.
В этот миг я потерялся среди тысяч туземцев, не смог отличить свой голос среди дикого рева толпы. Меня больше не было. Завораживающий гул барабанов, крики, рык тигра, ритмичное качание из стороны в сторону - все это слилось воедино и составило огромное, страшное существо, отдавшееся безумной оргии. Только вождь, - коренастый разрисованный туземец.
– сумрачный и величавый, стоял возле ямы и угрюмо взирал на племя.
Время в таких случаях перестает существовать, поэтому я не помню, когда я снова стал сознавать себя. Продолжая кричать и качаться в такт с барабанами, я наблюдал уже и себя и племя как бы со стороны.
В самом племени начали происходить изменения. Из общего ритма выделилась группа из семи воинов. Отделившись от толпы, они внезапно бросились через поле к вождю. Не прошло и нескольких секунд, как вождь был поднят на копья и брошен в яму. Взгляд его, за секунду перед этим обратился в мою сторону, и я вздрогнул. Это были глаза ... моего деда! Расталкивая безумную толпу, я уже несся, что было сил к этой яме. Передо мной возник предводитель воинов, убивших вождя. Вызывающе накрашенный, он с ухмылкой смотрел на меня, и во мне зарождалась жажда крови. В его грудь с размаху вонзил я свое копье и затем, подождав, пока он упадет, захлебываясь кровью, вонзил снова. И так, в сладострастном восторге, покрывал я его тело рваными ранами, пока не увидел, что в луже крови под копьем лежит мой отец...
В смятении отступил я от распростертого тела и упав на колени закрыл глаза. А когда открыл их снова, то обнаружил, что оргия продолжается с новой силой. Барабаны били теперь в мою честь. Я был героем. Я был вождем племени и восседал на скрещенных копьях в центре этого «стадиона», напротив идола - Богини Ночи.
Я был здесь, в этом первобытном племени, и, в то же время переносился далеко отсюда, в то будущее, где я некогда жил и которое теперь смутно вспоминал. Я смотрел на Богиню Ночи - она стояла, освещаемая вечерним солнцем и тень ее росла, угрожающе надвигалась, поглощала меня, «стадион», поглотила весь мир...
Какая-то ослепительная догадка пронеслась в моей голове и, хотя я так и не успел понять, о чем же я догадался, я окончательно выскочил из завораживающего ритма танца и, сквозь оглушительный рев, бросился к Богине Ночи. Перед самим идолом я остановился, ошеломленный ее внезапно угрожающими размерами - я едва мог дотянуться до ее бедер. Полный отчаяния, закрыв глаза и вытянув перед собой руки, бросился я на нее, чтобы повергнуть ее или самому разбиться о ее неприступность. И, чудо! Идол накренился, пошатнулся и рухнул в пропасть, рассыпаясь и уволакивая за собою камни...
* * * * * * * * *
Я очнулся в той же беседке. Голова кружилась и сердце выскакивало из груди. По тропинке, ведущей через садик, шли двое - мужчина и женщина. Мне показалось, что я вижу какое-то сияние, распространяющееся вокруг них. Они приближались и вскоре я узнал - кто это. Это были Он и Она. Вернее, это были не только они. В блаженном восторге ощутил я присутствие этих вечных двоих, глядящих друг на друга глазами миллиардов своих воплощений, своих несовершенных отражений. Печален их удел: то в одном, то в другом месте и лишь на миг прорывается рассеянный свет от Него к Ней и от Нее к Нему; тысячи противоречий заслоняют, гасят это сияние. Но здесь они шли свободные от всех тягостных одежд, от всех своих несовершенных образов и сияние, сияние радости и любви заливало их, заливало все вокруг и все купалось в этом сиянии.