Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели
Шрифт:
Очередной прессующий удар заставил колено левой ноги подогнуться, но в то же время Нобунага стал замечать, что движения противника замедлились – должно быть утомился. Очередной атакой Джун воздел клинки над головой слишком высоко, Ода ловко воспользовался этой возможностью, кинулся вправо проворно и быстро. Лезвия катан противника свистнули в воздухе, ударили о пол, оставив глубокие выщерблины. Нобунага зашел ему за левое плечо, так как знал – выбившиеся из прически локоны, загораживают обзорность – контратаковал в спину рывком из стойки Ёнакабури.
Минагава с нечеловеческой скоростью ушел от атаки по дуге
– Думал я куплюсь на это дважды? – процедил Джун дрожащим от возбуждения голосом. – Вот и вся разница между нами! Вот как выглядит победа!
В додзё воцарилась глухая тишина, в которой слышалось лишь бешеное дыхание двух разгоряченных противников. Сато чувствовал, как во рту стало сухо, будто в пустыне.
Руки Нобунаги дрожали на рукоятях катан, боль жаркой волной разливалась по всей поверхности спины. Лихорадочное дыхание походило на хрип, плечи его вздымались вверх и вниз. По спине сквозь разодранное кимоно струилась кровь, распускаясь на ткани бордовыми бутонами. Тошнота подступила к горлу внезапно, голова закружилась так, словно его кубарем спихнули в пропасть, пальцы рук онемели, им еле хватало сил держаться за рукояти.
Джун понял, что оппонент собирается с силами, чтобы подняться и продолжить бой, не стал выжидать и несколько секунд, быстро подошел и с размаху пнул соперника ногой под ребра, точно бродячего пса, что мешался на дороге. Мальчик пронзительно вскрикнул, откатился в сторону, схватившись за ушиб рукой, поджав ноги под себя и размазав по полу кровавые следы.
– Сдавайся!
Нога Джуна грубо прижала голову Нобунаги к полу, он хрипел, скреб руками, наконец, нащупал лежащую рядом катану, отчаянно ухватился за ее рукоять одеревенелыми пальцами.
В приступе агонии Ода с размаху зарядил противнику крышкой рукояти меча в лодыжку, тот с неким остервенением отскочил прочь, зашипел как разъяренный гусь, перехватил катану в руке и, не дав Нобунаге и малейшего шанса перевести дух или же просто подняться на ноги, со всего маха вогнал лезвие чуть выше ключицы, пригвоздив к полу.
Ледяное лезвие пронзило плоть легко, будто нож масло, обдало адским жаром грудную клетку, Ода пронзительно завопил от нестерпимой боли. Позабыв обо всем, он выронил меч, ухватился за лезвие голыми руками, моментально порезав пальцы, кровь крупными сгустками покрывала пол, размазывалась по одежде и коже. Он извивался подобно змею на сковороде, нечеловечески вопил и вертелся, утратив чувство реальности, шныряя из стороны в сторону круглыми и побелевшими в агонии глазами. Ища помощи. Ища спасения.
Сато решительно вскочил с места, но Мицухидэ вцепился в его руку мертвой хваткой.
– Довольно!!! Умоляю!!
– Это я решаю, когда довольно.
– Нобунага, сдайся! Скажи, что ты сдаешься!
Мальчик уже не боролся, лихорадочно дрожал, побелел, уставившись невидящими глазами на друга. Тьма неумолимо застилала глаза, тело немело, он пытался выдавить из себя хоть слово, но дыхание сперло, а язык не слушался и как будто высох. Жадно хватая ртом воздух, Нобунага окровавленными пальцами скреб по полу, потянулся в направлении друга. Джун неуверенно выдернул катану из его плеча, попятился назад на ватных ногах, уставился испуганными глазами на окровавленного соперника, словно только осознав, что наделал.
Сато, наконец, вырвался из пут Акэти, сиганул через порог, подбежал к другу, с хрустом оторвал рукав кимоно, приложил к ране, желая хоть как-то замедлить кровотечение трясущимися руками. Ядовитая и самодовольная ухмылка взошла на худое лицо Мицухидэ, он украдкой покосился на Дзиро, который, казалось, вот-вот растечется от удовлетворения.
Невзирая на победу, в глазах Минагавы Джуна не читалась радость, в них царил страх, замешательство, сомнения. И отвращение. Он забился в угол, поджав под себя ноги, уставился широко раскрытыми глазами в точку на стене додзё. Ему обещали легкую победу, не предупредили, что у противника могут быть припрятаны острые когти. Он не рассчитывал, что отчаянная борьба этого щуплого мальчонки вынудит его впервые отведать вкус крови поверженного врага, осознать какого это пронзать тело человека насквозь мечом. Уговор был не таким. Акэти-сенсей сказал, что будет достаточно одного-двух стремительных ударов, что противник сдастся после одной поверхностной царапины. Но не тут-то было.
Солдаты схватили Сато под руки, придержали его, пока двое лекарей не унесли Нобунагу. Сато не сопротивлялся. Он словно утратил все силы, безжизненно свесился в грубых руках вояк. Его выволокли из додзё на задний двор, жестко толкнули в спину. Юноша рухнул на колени, бессознательно перебирая пальцами окровавленный лоскут ткани, утратив ощущение реальности и изредка вздрагивая. Онемевшая шея была не в состоянии держать головы, он сжался в комок, склонился, уперевшись лбом во влажную землю, бессильно ударил кулаком по рыхлой почве, не выпуская пропитанного кровью лоскута.
«Это финал. Я ничего не смог сделать. Я… Теперь Нобунагу убьют… Нобунага умрет… Оити… Оити не примет такой новости… Она не переживет такой потери… Я подвел ее… Я всех подвел…»
Солнце утонуло в лесной чаще, и город обрел зловещие очертания, казался враждебным и холодным. Чужим.
До ушей Сато доносилась отдельными фрагментами фраз заключительная речь Дзиро, чувствовалось в его тембре голоса приподнятое настроение.
«Думай, Хисимура».
Он оторвал голову от земли, снова уставился на кровавую тряпицу.
«Думай же».
Сжав и разжав кулак левой руки, рыжий залепил самому себе звонкую пощечину.
– Думай, Дзигоку тебя побери!!!
Сато знал, что времени на колебания у него нет. Если следует предпринять что-то решительное, нужно действовать, пока весь город здесь, пока охрана на всех постах ослаблена. В голове назревала абсолютно безумная идея, но он вдруг уверовал в возможность обратить ее в жизнь. Воспрянув духом, он поднялся на ноги и расправил плечи. Вновь и вновь убеждая себя, что не бывает безвыходных ситуаций, тихо и незаметно обошел двор додзё, прячась в тени пихт, прижимаясь к стенам, косясь на веранду, с которой Дзиро громко и с упоением рассказывал молодежи о планах на будущее.