Хроники вечной жизни. Иезуит
Шрифт:
Они шли уже не меньше часа, когда Иштвану показалось, что стало немного светлее. И правда, вскоре впереди мелькнул огонек. Священник остановился, чтобы дать индейцам отойти подальше, и вовремя — через несколько шагов он споткнулся о валун, лежавший посреди тропинки, и с шумом упал на траву. Испуганно вскрикнула потревоженная птица. Лежа на земле, Иштван с ужасом поднял голову, не сомневаясь, что мертвецы его заметили. Но они уходили все дальше, так и не обернувшись. Он перевел дыхание, нашарил в траве упавший нож и двинулся следом. Пот струйками бежал по спине, хотя ночью было совсем не жарко.
Еще сотня эстадо — и джунгли расступились. Перед Иштваном лежала окруженная частоколом полянка, посреди которой темной громадой возвышался дом. У двери горели два воткнутых в землю факела, освещая все вокруг резким, колеблющимся светом. В стороне стояло еще несколько небольших построек из дерева и шкур, похожих на хижины в индейском селении.
Тут и там на кольях красовались вытянутые черепа, явно не человеческие. Кое-где с частокола свисали привязанные лианами выпотрошенные тельца летучих мышей, лягушек, ящериц. Священнику всерьез казалось, что он попал в какую-то жуткую сказку.
Поежившись, Иштван огляделся и почти напротив лесной тропы заметил калитку, на кольях красовался длинный череп, напоминающий каймана. Тронул ее — открыта. Он проскользнул за частокол и присел в зарослях папоротника.
— Принесли? — послышался властный голос, и из дома вышел колдун. Четыре призрака замерли перед ним, держа на весу свою жуткую ношу.
— Туда, — кивнул Айа Найа на одну их покрытых шкурами хижин, и мертвецы двинулись к ней.
Колдун дождался, когда они вернутся, и, заглянув в дом, крикнул кому-то:
— Покорми их!
У Иштвана остановилось сердце: из дверей неторопливо вышла Тутаманта Чулла с полной миской в руках. Она отдала еду одному из индейцев и снова скрылась в доме. Но священник успел заметить ее огромный, уже опустившийся в преддверии родов живот.
«Ждет ребенка… От Хайка Вайры? Не может быть! Она умерла полтора года назад, а он — и того раньше. Выходит, она забеременела после смерти! Господь великий, что же здесь творится?!»
От всего этого ужаса голова у Иштвана закружилась, ему даже показалось, что он сейчас потеряет сознание. Он с силой впился ногтями в ладонь, чтобы как-то привести себя в чувство. Руку пронзила острая боль, и стало легче.
«Главное, ни о чем не думать. Просто смотреть. Поразмыслить я всегда успею».
Между тем призраки неспешно скрылись за углом дома, а Айа Найа зашел в ту самую хижину, куда они положили труп Чунчу Пумы. Перебегая от укрытия к укрытию, Иштван попробовал приблизиться. Окон не было, пришлось довольствоваться разросшимся кустом коки, за которым он и спрятался.
Из хижины доносилось монотонное бормотание и странные звуки, словно кто-то громко, в голос, выдыхал. Потом все стихло, и вдруг властный голос Духа Смерти скомандовал:
— Открой глаза!
В ночной тишине слова эти прозвучали так жутко, что у Иштвана мурашки пошли по спине. Между тем колдун продолжал:
— Встань!
В хижине послышалась какая-то возня, а потом тот же голос приказал:
— Иди!
Звук тихих, неуверенных шагов, полог над входом откинула чья-то рука, и из хижины вышел Чунчу Пума. Увидев его, Иштван задохнулся и без чувств рухнул на землю.
Он не знал, сколько пролежал без сознания. Когда он очнулся, вокруг стояла тишина. Факелы перед домом все еще горели, но ни колдуна, ни призраков видно не было. Иштван отполз к частоколу и задумался.
«Пора выбираться из этого ада. Но как я пойду в одиночку через джунгли? Мне и дороги-то не найти».
Поразмыслив, он решил остаться здесь до восхода. Было бы здорово обыскать тут все, но ни сил, ни мужества на это уже не осталось.
Лишь только небо начало сереть, Иштван скользнул через калитку в джунгли. Отойдя на несколько шагов, чтобы его нельзя было увидеть от дома, он остановился и, привалившись а стволу пальмы, стал ждать. Лишайник, покрывавший ствол, был мягче подушки, и священник с удовольствием пристроил на него голову.
Вскоре рассвело настолько, что Иштван уже без труда видел тропу. Собрав последние силы, он побежал в сторону селения.
Инки вставали рано. Не найдя Иштвана, они переполошились. Когда он, полумертвый от усталости и пережитого ужаса, доплелся до ворот, его встретили радостным гвалтом. Сампа Анка подхватил его под мышки и помог добраться до хижины.
— Что с тобой случилось, белый брат? — непрерывно спрашивал он. — Где ты был?
— Прости, Анка, — прошептал Иштван, опускаясь на лежанку. — Все расскажу, но сейчас нет сил.
Он проспал почти сутки и проснулся бодрым, совершенно оправившимся от ночного потрясения. С трудом дождавшись утра, Иштван отправился к Апу Уме и поведал обо всем, что ему пришлось пережить.
Сампа Анка, молча сидевший рядом, в ужасе таращился на священника, а вождь мрачно качал головой.
— Ты нарушил мой запрет, Амаута, — сказал он, когда Иштван закончил рассказ.
— Прости, Великий Вождь, но я не мог равнодушно смотреть, как умирают твои люди.
— Я понимаю, тебя направило доброе и храброе сердце. Но чего ты достиг?
— Ты говорил, Апу Ума, что колдун лишь указывает на тех, кого призывает Супай. Но теперь мы знаем, что он забирает тела, и призраки служат ему. Значит, и убивает индейцев тоже он.
— Нет, белый брат. Ты лишь узнал, что Дух Смерти умеет воскрешать мертвых, но я и сам об этом догадывался.
— Как? — поразился Иштван.
— Да. По-другому мой разум не может этого объяснить.
— Ты очень умен, Апу Ума. Что ж, тем легче будет придумать, что нам делать.