Хроники Януса
Шрифт:
***
Так я в осенней идиллии и тишине я пребывал некоторое время, пока неожиданно не услышал какой-то шум сверху, похожий на частые приглушённые хлопки и, затем, почувствовал слабое колебание воздуха. Далее я заметил уголком глаза, как что-то промелькнуло сбоку – и в следующую секунду увидел как птица уселась на руль велосипеда прямо напротив меня.
Это был ворон. Черный как смоль и большой. И он совершенно не боялся меня.
Я был удивлён. Ворон этот показался мне необычным. Во-первыз, его глаза имели бирюзовый отлив. Я такого никогда не видел. Когда же он поворачивал голову, глаза, отражая свет, вообще казались сплошь бирюзовыми. Во-вторых, по тому как он не боялся меня,
Ворон важно прошелся по рулю сначала в одну сторону, затем в другую. Затем остановился посередине и замер.
Моя рука невольно потянулась в карман к телефону, чтобы поскорее сделать видео. Но там его не было. Телефон я оставил дома.
Ворон громко каркнул. Его карканье заставило меня вздрогнуть. Холка на его шее сзади поднялась, но тут же улеглась. Он открыл рот – и часто-часто застучал клювом. Было похоже, что он вроде как хочет установить контакт со мной…
Я, сказал, что был сильно удивлён. Почему он появился здесь и сейчас? Я знал, что ворон – птица необыкновенная. Во-первых, необычайно умна и превосходит разумом многих животных. Во-вторых, долгожитель. В-третьих, персонаж многих мифов и легенд: посредник между живыми и мёртвыми, между прошлым и настоящим. В нашем мире существует огромное количество случайностей и совпадений. Почему бы сейчас птице, которую я и раньше видел в своих снах, вдруг не материализоваться и стать чем-то вроде живого образа из моего подсознания? Ворон-архетип.
Я осторожно вытянул руку, намереваясь дотянуться до него.
Он недоверчиво отступил, перебирая лапами по рулю. Я убрал руку. Он снова вернулся. Вдруг он склонил голову на бок и членораздельно произнёс:
– Корвус. Кор-вус.
Уже когда он стал расхаживать по рулю велосипеда, отсутствие страха перед человеком дало мне догадку, что это дрессированная птица. Возможно, улетела от хозяина, и тот её разыскивает. Когда же ворон произнёс слава, это лишь подтвердило мою догадку. Я знал, что в имитации человеческой речи врановые одни из лучших. Также я знал, что соrvus по-латыни значит «ворон».
– Лукьян, – представился я. – Вот и познакомились.
Ворон вдруг расправил крылья, оттолкнулся и взлетел вверх. Сверху послышался шум и треск. Падали листья и желуди. Затем я вновь услышал хлопанье крыльев. Он вернулся и уселся на руль. Но на сей раз он в клюве держал маленькую веточку с листьями посередине которой я заметил желудь…
Велосипед мой стоял не совсем перпендикулярно, и один конец его руля был ближе ко мне, чем другой. Ворон, перебирая лапами, переместился туда и выгнул шею, словно… хотел мне это передать.
Я поднял спину из своей дубовой ниши и вытянул руку.
Он раскрыл клюв.
Листья вместе в желудем упали мне в ладонь.
Всё, что я описал выше, казалось чем-то нереальным и более походившим на один из моих снов, чем на явь. Только это была стопроцентная явь.
Я вопросительно смотрел на ворона.
– Цибус, ци-бус! – вдруг снова произнёс он.
Я сделал удивлённое лицо.
Он повторил.
– Не понимаю, – сказал я.
– Ци-бус, ци-бус, цибус…
– Что ты хочешь?
Он задрал голову верх, открыл рот и зацокал клювом и затем сделал глотательное движение.
– Ты хочешь, чтобы я …
Он снова задрал голову и повторил это.
– … чтобы я это…съел?
– Цибус, цибус, цибус.
Я широко раскрыл глаза. «Абсолютный бред» крутилось в моей голове. Тем не менее… тем не менее, я оторвал желудь и, очистив его от скорлупки, положил в рот и стал жевать. У него был горький вкус, что сразу отразилось на моём лице. Птица, видимо, заметила это и тут же разразилась гортанным бормотанием больше похожим на смех. Похоже, он действительно
Он опять, чуть сгорбившись, прошёлся взад-вперед по рулю, словно прикидывая что я чувствую, потом распрямился и каркнул:
– Рурсус!
Похоже, это опять была латынь. Но на сей раз мои познания в ней закончились.
Я не ответил.
– Рурр-сус… – опять произнес он более плавно. И тут же стал делать короткие и частые кивки головой.
Я правда не знал чего он хочет. Но сомневался, что он снова хочет что-то от меня…
Ворон опять что-то гортанно пробормотал.
Я вспомнил недавний сон, где я видел мага, понимавшего язык птиц. Как я хотел быть сейчас как он! Ворон очередной раз прошёлся взад-вперед. Наконец остановился, чуть задрал голову вверх и разразился длинной гортанной тирадой…
Я слушал. К своему удивлению, чем больше я слушал, тем более я не мог оторваться от его монолога. Постепенно его речь менялась; становилась то тише, переходя на шёпот – то делалась громкой. Странно, в промежутках между гортанным булькающим потоком из его горла, я различал междометия, подобия слов, смех и вздохи. Мне казалось, я уже понимаю о чём он говорит. Эта речь гипнотизировала меня как психоделическая симфония.
Я чувствовал, как ствол дуба, ставший мне креслом, пропадает и дерево словно заключает меня в свои объятия.
– Рурсус… рурсус, – было последнее, что я услышал.
II
Марциан
«Карфагенский диверсант был доставлен во Врата Цербера. Я знал, что он бесстрашен, поэтому допрос с пристрастием с помощью галлов-близнецов я оставил на крайний случай. Элий Марциан, один из моих сотрудников, был весьма искусен в дознании. Он умел переманить тех, кто упорствовал, и порой даже самые несговорчивые переходили на нашу сторону. Одной из причин было и наше обещание, скреплённое клятвой богам, не лишать их жизни после требуемых показаний и сокрыть от мести сородичей. Так, без всякого насилия и пыток ему удалось склонить шпиона иллирийского царя Агрона. Царь этот бессовестно лгал нашим послам, что ничего не знает о пиратах в Адриатике. Тогда как из показаний его шпиона не вызывало сомнений, что он не только не знал, но и поощрял их нападать на наши торговые суда. Так же было и с подручным этого карфагенянина, который бежал к нам и всё рассказал о подлом убийстве купцов недалеко от Сицилии. Так же было и с некоторыми другими, где Марциан проявил недюжинный ум и хитрость, сумев склонить их на нашу сторону».
***
Лучи уходящего солнца били скозь решетчатую прорезь, высвечивая яркий жёлтый квадрат на каменном полу в центре. Было душно и сыро.
Внутри находилось трое. Один был тюремным секретарём; он сидел за столом с папирусом и пером в руке, чтобы записывать ход допроса. Другим был Элий Марциан.
Толстая дверь широко распахнулась. Два охранника ввели узника. Гремя кандалами, он медленно прошёл внутрь слегка прихрамывая, бросив недобрый взгляд на дознавателя. Его одежда была грязна и порвана. Один его глаз сильно заплыл, а на голове у правого виска была видна запекшаяся кровь. Его усадили на скамью вдоль стены, закрепив кольца на кандалах в железные пазы к ещё более длинным цепям между камней. После этого охранники удалились.