Хроники заблудившегося трамвая
Шрифт:
Мысли у Ри мешались. Если у Нюсик получилось, значит, и она могла бы тоже не возвращаться в трамвай, а остаться с бабушкой, пусть взрослой, пусть без волшебных даров, зато, несмотря ни на что, любимой дочкой и внучкой. Уже взрослой, уже опытной. Снисходительной к чужим недостаткам, достаточно самостоятельной, чтобы понять, что к чему и прожить прежнюю жизнь второй раз и к моменту, когда…
А будет ли в том параллельном мире это «когда»? Или жизнь так и пойдёт по накатанным рельсам без тумана, без потрясений, без волшебства? Ри доучится, защитится, выйдет замуж, купит в ипотеку
Только она подумала про Дана, как мысли понеслись по старой, хорошо наезженной колее. Что, если и Дан сейчас думал о чём-то таком? И теперь он хочет перекроить прошлое и остаться в своём горько-сладком прошлом?
Джесси заскулил — Ри слишком сильно придала его морду к своему колену.
— Не мучай скотинку, — тихо сказал Дим и присвистнул, подзывая собаку. Джесси, от радости вывалив язык, бросился к пленнику.
Ри очень хотелось поговорить с кем-нибудь о своих переживаниях. Нюсик была вся поглощена заботой о Вике. В этом было что-то обидное: она так зло всё время отзывалась о Дане, хамила ему, а теперь сама ухнула в ту же яму с головой. И теперь, после двухмесячной разлуки Нюсик с каким-то преувеличенным энтузиазмом принялась налаживать личную жизнь.
Ди, как, впрочем, и Дан, была занята. Рядом был только Дим.
— Вот ты бы остался, если бы была такая возможность? — спросила она у пленника.
— Вы меня собирались бросить посреди нигде. Как ты думаешь? — Дим криво ухмыльнулся. — Или я тебе совсем мозги отшиб тогда?
— Ну, для начала ты и сам пытался от нас сбежать. Так что…
— Хорошо, уела, — быстро согласился пленник.
Ри потёрла виски.
— Я не об этом. Вот если бы… С близкими людьми. Второй шанс.
— С близкими… Может быть, и остался бы.
— И даже без магии?
Дим задумался. Поскрёб подбородок, поцеловал Джесси в нос.
— А тут — смотря с кем. Для иных и вся магия мира — не цена.
Остановку гитариста-совёнка она запомнила смутно, обрывочно. Трамвай снова высадил их в глубокую ночную тьму, на этот раз ещё и морозную, слегка разведённую светом из окон хрущёвок. В отдалении светилась одинокая двенадцатиэтажка. ДСК, догадалась Ри.
Не успели они, зябко ёжась, выйти наружу, как в небо взмыли и с грохотом взорвались ракетницы. Стёкла в окнах заискрились зелёным и розовым.
— Новый год, — потирая руки, заявил Сен. — Салатиков поедим!
Гитаристу-совёнку было неловко, явно не хотелось тащить всю группу на встречу с прошлым, но и бросать их на холоде, да ещё в праздник, тоже было неправильно. Внутренняя борьба читалась на его лице.
— Ладно, пошли. Посидите на кухне? Только там очень тесно. И это, собаку надо в подъезде оставить. У нас там кошки. Были.
В квартире, типовой хрущёвке, спланированной вагончиком, и правда было не развернуться, особенно такой большой компании. Вик, пытаясь устроиться, чуть не сшиб люстру на кухне. Сен сразу решительно полез
Гитарист-совёнок убедился, что всё в порядке и скрылся за дверью в большую комнату. Оттуда тут же донеслись радостные возгласы. Ри различила три или четыре голоса, очень взрослых. Один, кажется, даже старческий.
«Праздник у родителей», — подумала Ри.
Интересно, где она будет встречать Новый год? Раньше она отмечала его дома у Нюсик. Картошка с тушёнкой, ананасы в банках, бутылка шампанского, если повезёт. Какая-то их Нюсиковых приятельниц умела делать красивые иллюзии, их запускали вместо салюта. Телевидение и радио не работали, заветный миг перехода из года в год вычисляли по старинным часам Бурэ с боем.
— Наш с тобой первый Новый год, — шепнул в самое ухо Дан и поцеловал Ри.
За стеной звенели бокалы и тихо журчал телевизор. Судя по доносившимся звукам, там смотрели «Голубой огонёк» или ещё какую-то праздничную попсу.
Сен прислушался.
— Это чо, «Фабрика»? — он приложил руку ко рту так, будто его затошнило.
— Похоже на то, — усмехнулась Ди.
— А мне они нравились! — сказал Вик. — Там девки были красивые.
Нюсик наградила новоявленного поклонника тяжёлым взглядом.
Дверь в комнату открылась, в коридор вышел растерянный и счастливый гитарист-совёнок. Он перешагнул через Дима, вытянувшего ноги на полу, прошествовал к холодильнику, после недолгих поисков достал оттуда хрустальную вазочку с оливье и бутылку шампанского. Посмотрел на друзей, пристроил салатник и бутылку на подоконнике и вытащил на стол огромную эмалированную кастрюлю с салатом, а следом ещё одну бутылку.
— Он не заправленный, там майонез в холодильнике. Приборы в столе, тарелки… — Он показал на пустую сушилку. — В мойке тарелки. — Подхватил салатник и шампанское и пошёл, стараясь не споткнуться о чьи-нибудь ноги.
— А времени сколько? — спросил Дан.
— Полдвенадцатого. Как раз успеем поесть, отметим, я пойду салют смотреть и… — Лицо гитариста помрачнело.
— Ты всегда можешь остаться. Если захочешь, — сказала Ри.
Совёнок помотал головой и зашагал дальше. Ри показалось, что у него на глаза навернулись слёзы.
А дальше они ели салат ложками прямо из кастрюли, Дан, как самый ответственный, открывал шампанское и разливал его по чашкам. За стенкой звучал гимн и удары курантов, родственники гитариста-совёнка звенели бокалами, громко поздравляли друг друга с Новым годом, с новым счастьем. На улице одна за другой в небо взлетали и озаряли небо яркими огнями ракетницы.
— Ну что, я готов, — совёнок вышел в коридор и принялся натягивать ботинки.
На кухне началась суматоха. Сен под шумок стащил нарезанное сало и ящик с фруктами. Ди в этот раз не стала его останавливать. Она унесла с собой остатки салата.
Кошка лежала на полочке для шляп, свесив вниз чёрный хвост. Кажется, её не пугали ни салюты, ни посторонние люди, ни голоса из комнаты. Она приоткрыла один глаз и сверху вниз посмотрела на Ри. Та привстала на цыпочки и несколько раз провела по гладкому лоснящемуся кошачьему боку.