Хруп. Воспоминания крысы-натуралиста

Ященко Александр Леонидович

— Любопытно, но страшно… любопытно, но страшно.

Бобка забилась в конурку и, вероятно, ни разу не выглянула во всю дорогу. Догадываюсь, что она сидела там, полная страха и трепета.

— Ну, Хруп, теперь твоя очередь, — сказал хозяин, отбирая мою клетку от подхватившего было ее рабочего, и, взяв ее за кольцо, понес меня сам в наше новое помещение. Клетка качнулась. Я пошатнулась, желая сохранить равновесие.

— Не пугайся, дурашка, не продавать несу, — прибавил хозяин, думая, что я забеспокоилась.

О, как мне хотелось тогда крикнуть человеческим языком:

— Недогадливый человек! Я, простая крыса, родившаяся в одном из твоих подпольев, проницательнее тебя, разумного существа!

Но

я не могла этого крикнуть, и слова хозяина остались без достойного ответа.

Началась новая жизнь в новом здании. Наш кабинет в общем был все тем же прежним кабинетом, так как был обставлен старой мебелью и теми же шкафами с книгами, только рядом с ним была еще небольшая комната, в которую был унесен рабочий стол хозяина. В новом доме он уже не занимался в нашем помещении. Впрочем, дверь к нему всегда была отворена. Для меня новый дом был особенно памятен тем, что в нем я познакомилась из бесед хозяина и девочек с некоторыми подробностями о крысиной породе, кое с чем про других животных и в нем-то я обдумала и привела в исполнение новый план, имевший такое большое значение в моей жизни. Какой это был план, — я сейчас не скажу: я хочу сказать про него в другом месте.

Мне минуло пять лет, и в нашем подполье я была бы на положении старой крысы, хотя там у нас никакого счета лет никто не вел. Однако я свой возраст считала только зрелым. Я была полна сил и энергии. С вида я была сытой, но отнюдь не толстой крысой. Особенно гордилась я тем, что чешуйчатые кольца моего хвоста не выглядели безобразными, прилегали красиво друг к другу, и волоски, покрывавшие его, были не щетинисты, как у крыс подполья, а мягки.

Вообще я имела такой прекрасный вид, что люди, видевшие меня впервые, спрашивали у моих хозяев:

— Давно у вас эта молодая крыса?

И я была очень довольна, когда мои хозяева отвечали:

— Какая же она молодая? Ей уже четыре года с лишним!

— Но она выглядит совсем молодой, судя по ее шелковистой шерсти и изящным формам.

— Мы за ней ухаживаем, — был ответ.

Насколько приятно было мне первое заявление, настолько неточно было второе объяснение: я была моложава исключительно благодаря своей врожденной чистоплотности.

Итак, мне было пять лет. Мои молодые хозяйки также уже выросли. Младшей, Вере, было восемь лет, а старшей, Нюте, — девять.

Девочки по утрам ездили куда-то учиться. Я видела их в обыкновенные дни не раньше, как около их обеда. Зато вечерами они частенько сидели у отца, который вынимал тогда из какого-нибудь шкафа книги, показывал им оттуда картинки и читал или говорил много про разных зверей. Это заставляло меня прислушиваться, тем более, что, кончив свою науку, я скучала бездействием. Но я узнавала из слов хозяина так много нового и столько для меня непонятного, что ясно я себе не представляла всего того, что читал или рассказывал хозяин. Картины же, которые при этом им показывались девочкам, были для меня или невидны за отдаленностью или непонятны, так как иногда они изображали животных очень уж диковинных. Зато мне как то веселее было, когда я случайно видела изображения знакомых мне существ. Раз даже я увидела свой собственный портрет. Я шучу, конечно, так как я-то умею распознавать тонкие различия одной крысы от другой. Но рисунок, поднесенный мне хозяином, все же изображал одну из наших крыс.

— Любуйся, Хруп, — сказал хозяин. — Ты увековечен навсегда. А вот это твой слабый враг.

Перевернув страницу, он показал мне изображение крысы же. Она была, видимо, поменьше меня ростом и несколько иного склада. С первого взгляда я заметила, что у нее было побольше чешуйчатых колец в хвосте, и сама она изображена была как будто темнее. Я с интересом разглядывала рисунок, недоумевая, — почему эта крыса была моим врагом?

— Что, не признаешь, Хруп? — продолжал мой

хозяин. — То-то, брат: повыгнал этих крыс отовсюду, да уж и отказываешься признать! Это, милейший Хруп, черная крыса, которую вы, сударь пасюк, изволили изгнать из всех мест ее обитания. Вы, пасюки, или рыжие крысы, оказались посильнее, поэтому и победили. Между вами происходили ожесточеннейшие схватки. Однако, повторяю, на вашей стороне была сила. Вы сначала изволили загнать врага в верхние этажи, а затем и в них приспособились лучше, чем ваши черные неприятели. От такого огорчения они все как-то и повывелись, уступив вам насиженные места. Теперь этих черных крыс нужно искать днем с огнем. По Европе их много только в Персии, где их родина. Все же вы поступили, Хруп, неблагородно, так как черные крысы раньше вас поселились в Европе. Вы изволили прийти в Европу попозже, а откуда вы родом, из Индии или Персии, — решить не берусь. Зачем вам понадобилось нашествие на Европу? — не знаю. Но вы совершили это нашествие и населили всю Европу чуть не за 50 лет. Ныне вас столько, что я не берусь сосчитать — сколько миллионов и даже миллиардов штук наберется вас в Европе. Скажу, что одна кошка Матюша уничтожает вас в количестве до 50 штук ежегодно, но от этого нисколько не убавляется число ваших почтенных товарок в подпольях. Так-то-с! А с черной крысой вы поступили все-таки прескверно. Поняли?..

И, смеясь, хозяин захлопнул книгу перед моим носом, мигнув двум девочкам. Это означало, что, по его мнению, я ничего не поняла.

— И еще скажу, — обернулся вдруг ко мне хозяин. — Вместе с черной крысой вы изволили распространиться вслед за человеком решительно по всей суше, и теперь почти нет места, где бы не было вашей сестры или брата. Всюду вы продолжаете вашу странную войну с черной крысой, но это уже касается только вас, а мы, люди, очень огорчены распространением одинаково, как вашим, так и черной крысы, Но этого вы уж, конечно, не поймете!

И хозяин добродушно засмеялся вместе со своими девочками.

Он ошибся! Я не только от слова до слова все поняла, но и много извлекла полезного из его речи. «Нет места, где бы не было крыс», я принадлежу к «пасюкам, или рыжим крысам, которые гораздо сильнее черных»… да это такие новости, которые ошеломили бы хоть кого из крысиной породы!

Значит — всюду, где живут разные, самые диковинные звери, неизменно живут и крысы. Значит — нет уголка на земле, где бы крыса не нашла себе крова и пищи. Для рыжей крысы все места тем более пригодны, что она встретит везде или своего же собрата или слабейшую черную крысу…

Я задыхалась от волнения… К какой породе я принадлежу! Крыса — чуть не царь в природе!

Каковы же были мое удивление и мой восторг, когда из вечерней беседы хозяина с детьми, продолжавшего тот же разговор, я узнала, что есть еще и водяные крысы, хоть несколько и иной породы, чем наша, что наша порода пасюков тоже не боится воды, и, если случится при невзгоде жить у воды, пасюки прекрасно ныряют, плавают и даже ловят рыбу.

Ура! После человека крыса-пасюк, очевидно, способнейшее из существ, населяющих мир. И я принадлежу к этому благородному племени! К чему же была эта насмешка хозяина, обыкновенно такого милого и добродушного?

Я была тогда, хоть и неглупая крыса, но все же не такая опытная, как теперь. Теперь же, после своих добро- и злоключений, вижу, что в ряду живых существ крыса далеко не занимает второго места после человека. Место ее скромное, в отряде грызунов, а таких отрядов много, очень много среди млекопитающих животных.

Человек же стоит, действительно, во главе, да и не одних млекопитающих, а всего живого мира…

В скромной старости своей я склоняюсь перед величием человека и не мню себя близкой к нему. Делаю это спокойно, без зависти и досады. Всякому свое место в дивной, чудной, очаровательной природе…