Хрупкое сердце
Шрифт:
Шурджомукхи наблюдала за ними издалека и, как только догадалась, что беседа серьезно заинтересовала обе стороны, послала за Комолой.
— Ну и что же? — спросила та — Пусть себе говорят. Ведь Хоридаши женщина, а не мужчина.
— Так ли? — усомнилась Шурджомукхи.
— Что такое? — удивилась Комола.
— Мне кажется, что это переодетый мужчина. Я сейчас выясню. Но Кундо-то какова!
— Погоди! Я пойду за акацией. Я устрою этому дьяволу блаженство на шипах. — И она отправилась искать акацию.
По дороге Комола встретила Шотиша, который неизвестно где добыл сандаловую пасту тетки и теперь усердно красил себе щеки, нос, подбородок, грудь, живот. При виде его Комола забыла и вишнуитку, и акацию, и Кундонондини, и все остальное.
Тем временем Шурджомукхи позвала служанку Хиру. Мы уже упоминали
Ногендро и его отец очень заботились о том, чтобы прислуга в доме была добропорядочной. Поэтому оба стремились подыскать на это место женщин из хороших семей. Прислуга в доме Дотто пользовалась уважением и жила в достатке, поэтому многие молодые женщины из благородных, но обедневших семей с удовольствием нанимались к ним в услужение.
Хира, как и многие другие служанки, принадлежала к касте кайастха. Отец Ногендро привез ее вместе с бабушкой из деревни. Сначала у него работала бабушка, а когда Хира подросла, бабушка оставила службу и поселилась в Гобиндопуре, где построила себе собственный домик, а внучка заняла ее место в доме Дотто.
Хира выглядела лет на двадцать. Она являлась самой молодой среди служанок, но выделялась среди них умом и характером.
В Гобиндопуре все знали, что Хира еще девочкой стала вдовой. О ее муже ничего не было известно. Однако за ней не замечали такого, что могло бы вызвать осуждение. Хира была общительна, одевалась как замужние женщины, и платье всегда очень шло ей. Она великолепно выглядела — небольшого роста, с блестящей темной кожей и большими, продолговатыми, как лепестки лотоса, глазами. Лицо ее было прекрасно, как луна, подернутая облаками, волосы длинные, точно змеи. Оставаясь одна, она любила петь, ссорить между собой служанок, пугать в темноте кухарку; ей доставляло удовольствие учить мальчишек любовным тайнам и размалевывать спящих известкой. У Хиры имелось много недостатков. Постепенно вы узнаете о них. Между прочим заметим, что она воровала розовое масло.
Шурджомукхи позвала Хиру.
— Ты знаешь эту вишнуитку? — спросила она.
— Нет, — ответила Хира. — Я ведь никогда не выходила из деревни, откуда мне знать нищую вишнуитку? Можно спросить кого-нибудь из женщин молельного дома. Коруна или Шитала, может, и знают.
— Эта вишнуитка не из молельного дома. Надо узнать, кто она, откуда и что у нее общего с Кундо! Если сумеешь все это точно разузнать, я подарю тебе бенаресское сари и разрешу посмотреть артистов.
При упоминании о бенаресском сари у Хиры заколотилось сердце.
— Когда надо узнать? — только и спросила она.
— Когда хочешь, только имей в виду, чтобы узнать, где она живет, тебе придется следовать за ней по пятам.
— Хорошо, — ответила Хира.
— И еще. Смотри, чтобы она ничего не заподозрила и никто ничего не заметил.
В это время вернулась Комола. Шурджомукхи посвятила ее в свой план. Комоле он понравился.
— Ткни ее там иглами от акации, если сможешь, — добавила она.
— Я все смогу, — ответила Хира. — только одного сари мне мало.
— Чего же ты хочешь? — спросила Шурджомукхи.
— Она хочет замуж. Надо ее выдать замуж, — сказала Комола.
— Хорошо. Пусть будет по-твоему, — согласилась Шурджомукхи, — надо сказать зятю, чтобы он подыскивал тебе жениха. Комола это устроит.
— Ладно, — сказала Хира, — только мне кажется, что жених есть в нашем доме.
— Кто же это? — удивилась Шурджомукхи.
— Яма.
«Нет»
В сумерках Кундонондини сидела в саду у большого пруда. Вода в нем была прозрачная и синяя, как индиго. Читатель, может, помнит, что за прудом раскинулся огромный сад, в котором находилась беседка, увитая лианами. Из беседки к пруду спускалась широкая лестница, выложенная большими камнями. По обеим ее сторонам росли два старых дерева бокул. Под одним из этих деревьев на ступеньках сидела Кундонондини, молча всматриваясь в гладкую поверхность пруда, отражавшую небо, усыпанное звездами. Кое-где в сумерках неясно темнели ярко-красные цветы. С трех сторон пруд окружали ровной, темной в полумраке стеной манговые и кокосовые пальмы, заросли лимонов, личу, бел, кун и диких яблонь. Время от времени птицы криками нарушали безмолвную тишину. Прохладный ветерок слегка шевелил голубые лотосы, высоко над головой
«Все умерли, — думала она, — мама, брат, отец. Отчего же я не умерла? Зачем я оказалась здесь? Правда ли, что человек умирает и превращается в звезду?» Кундо уже забыла сон, который видела в ночь смерти отца, она давно не думала о нем. В ее сознании жили лишь слабые воспоминания. И сейчас она вспомнила, что видела когда-то во сне мать, и та звала ее стать звездой.
«Верно ли, что человек становится звездой? — размышляла Кундо. — Значит, отец, мать и брат превратились в звезды? Но где же эти звезды? Эта? Или вон та? Кто какая звезда? Как узнать? Где вы? Отзовитесь! Сколько я выплакала слез! Что в них проку! Видно, такая уж моя доля... А ведь мама...
Прочь, прочь эти мысли... разве нельзя умереть? Но как? Утопиться! Да! И превратиться в звезду. Тогда каждый день я буду видеть — кого? Почему я не могу произнести вслух — кого? Ведь крутом никого нет, никто не слышит. Только один раз. Никого нет, назову... Ногендро! Ногендро, Ногендро, Ногендро! Мой Ногендро! Мой свет! Ногендро мой! Но кто я ему? Ногендро принадлежит Шурджомукхи... А кто я? Ах если бы он был мой муж... Прочь. Лучше утопиться. Если сегодня утоплюсь, завтра мой труп всплывет, и все узнают, узнает Ногендро... Ногендро! Еще раз — Ногендро, Ногендро! Что он скажет, когда узнает? Нет, утопленницы страшны, как ведьмы, и он увидит... Нет. Лучше отравиться! Но как? Каким ядом? Где его взять? Кто мне его даст? А если и дадут — смогу ли? Смогу, только не сегодня... хоть еще раз увидеть... он меня любит. Разве Комола не сказала это? Да, сказала. Но правда ли это? Откуда Комола знает? Несчастная, я даже не могу ни о чем спросить. Любит? За что? За красоту лица или души? Красота, надо взглянуть... (Кундо пыталась рассмотреть свое отражение в черном зеркале пруда, но, так и не увидев ничего, вернулась на прежнее место.) Нет, нечего думать о том, чего нет. Шурджомукхи красивее меня, и Хоромони красивее, и Бишу, и Мукта, и Чандра, и Прошонна, и Бама, и Промода, даже служанка Хира лучше меня. Хира красивее меня? Да! Что же из того, что она смугла? Лицом она красивее. Но бог с ней, с красотой! А душа? Надо подумать... Что подумать? Кто знает! Я не хочу умирать, вот о чем я думаю. Все остальное — притворство! И я притворство принимаю за правду! Я должна ехать в Калькутту, но ведь я не поеду... я не могу ехать... не могу... не могу! Что же мне делать? Если Комола говорит правду, значит, я причиняю зло людям, которые сделали мне столько добра. Я понимаю, как тяжело сейчас Шурджомукхи. Как бы то ни было, я должна ехать. Но я не могу. Утоплюсь... Если уж так суждено... утоплюсь! О отец! Неужели ты оставил меня здесь для того, чтобы я утопилась!..»
Закрыв лицо руками, Кундо зарыдала. Вдруг, словно луч света во мраке, в ее сознании мелькнуло воспоминание о сновидении. С быстротой молнии она вскочила. «Я все забыла... как я могла забыть?! Ведь мать говорила мне об этом — она знала все наперед и потому звала меня туда! Почему я не послушала ее? Почему я не пошла? Почему я не умерла? Чего я медлю? Почему не умираю сейчас? Сейчас...»
Кундо стала медленно спускаться к пруду. Она была хрупка и пуглива. Каждый шаг ее страшил, заставляя вздрагивать всем телом. И все же она продолжала твердо идти туда, куда звала ее мать.
— Кундо! — донесся голос из-за спины, и чья-то рука мягко коснулась ее плеча.
И Кундо скорее почувствовала, чем увидела, что это... Ногендро! В этот день ей не суждено было умереть.
Позор, Ногендро! Так вот где твое благородство! Твоя воспитанность! Вот благодарность за преданную любовь Шурджомукхи! Какой позор! Ты ведь вор! Хуже вора! Какое зло может причинить Шурджомукхи вор? Украсть ее браслеты, деньги... Но ведь ты украл ее душу! Шурджомукхи ничего не давала вору — он украл и потому зовется вором, а тебе Шурджомукхи отдала все — значит, ты украл больше, чем вор! Ногендро! Лучше тебе умереть! Если в тебе есть хоть капля мужества — утопись!